Женщины направились къ воротамъ двора.
— А только и баловницы-же мы, бабоньки! Смотри на милость, чай пить идемъ въ трактиръ, словно барыни какія! улыбаясь говорила скуластая демянская женщина.
— Такъ вдь не околвать-же. Надо-же погрться. Вишь, у меня руки даже не разминаются, до того смерзли, пробормотала Анфиса, дуя въ кулаки.
— И я вся окоченла, Акулинушка, дрожа всмъ тломъ, но стараясь улыбнуться, сказала Арина и принялась подпрыгивать.
— Ахъ, какая стужа! Вотъ стужа, такъ стужа! слышалось со всхъ сторонъ.
— А для озими-то теперича какъ такая стужа нехороша! Просто бда, прибавилъ кто-то. — Людямъ-то еще туда сюда такая стужа, а храни Богъ, ежели морозъ озимь побьетъ и опять неурожай будетъ…
Женщины вышли на улицу и поплелись по дорог.
XXXIV
Поспрашивая у прохожихъ, какъ пройти въ чайную, женщины дошли до чайной. Сначала имъ указали на трактиръ, но доведя до него женщинъ, Анфиса увидала красную вывску и остановилась. Какъ бывалая въ Петербуг, она знала, что подъ красной вывской берутъ за чай дороже.
— Нтъ, двушки, это трактиръ, тутъ красная вывска, тутъ дешево не напоятъ, тутъ сдерутъ. А намъ нужно чайную. Тамъ дешевле поятъ, сказала она и опять обратилась къ прохожимъ за указаніями.
И вотъ передъ женщинами чайная, помщающаяся въ маленькомъ деревянномъ ветхомъ домишк съ мезониномъ. Надъ входомъ не было красной вывски и Анфиса оживилась.
— Вотъ, вотъ… Сюда… заговорила она. — Здсь мы лтось и пили чай, когда на тряпичномъ двор работали. Пойдемте, двушки. Здсь женщина заведеніе держитъ.
Компанія вошла въ чайную. За стойкой, однако, стоялъ мужчина съ окладистой бородой, въ пиджак и въ длинной серебряной часовой цпочк, надтой черезъ шею, поверхъ жилетки. На стойк лежали грудой булки, крендели и баранки, на отдльной подставк около стойки киплъ громадныхъ размровъ позеленвшій самоваръ. Чайная состояла изъ двухъ комнатъ. За столами сидло человкъ десять-двнадцать неопредленнаго званія мужчинъ, очень плохо одтыхъ. Была и баба въ опоясанномъ полушубк съ груднымъ ребенкомъ за пазухой, который тихо плакалъ. Войдя въ чайную, женщины прижались другъ къ дружк, остановились и выпихивали впередъ Анфису, чтобы она торговалась.
— Садитесь, садитесь вонъ налво. Вы артелью?.. Сейчасъ я вамъ два стола вмст сдвину, заговорилъ мужчина въ пиджак, выскакивая изъ за стойки.
— Ты постой… Ты погоди… остановила его Анфиса. — Ты прежде скажи намъ, милостивецъ, за сколько ты насъ всхъ напоишь. Насъ тутъ десять бабъ.
— Да вдь ужъ порядокъ извстный. Какъ везд… Садитесь.
— Нтъ, ты скажи. Ежели дорого, то мы и пить не будемъ, настаивала Анфиса.
— Да у насъ по пятачку съ человка, а ежели артелью, да булки брать будете — ну, по три копйки.
— Куда намъ булки, что ты! Вишь, что захотлъ! Булки… Чернаго хлба возьмемъ, пожалуй, ежели не дороже чмъ въ лавочк.
— Ну, вотъ видите… Стало быть и по три копйки васъ поить не расчетъ. Чернаго хлба мы не держимъ. Вы что тутъ? Работаете гд-нибудь, что-ли?
— А на тряпичномъ двор, мы съ тряпичнаго двора.
Мужчина въ пиджак подумалъ и отвчалъ:
— Ну, ужъ сказалъ, что по три копйки, такъ по три копйки и напою. Садитесь.
— За три копйки дорого. А ты спусти что нибудь. За дв попой, продолжала Анфиса.
— И разговаривать не стоитъ! Что вы блены обълись, что-ли, что цнъ не знаете!
— Спусти, милостивецъ… Мы тутъ на тряпичномъ всю недлю проработаемъ и кажиный день къ теб ходить будемъ.
— Да вдь ужъ и такъ спустилъ. Изъ-за этого только и спустилъ, что артелью. Десять васъ душъ — ну, за тридцать копекъ.
— Ты за двадцать попой.
— Поворачивайте оглобли!
Мужчина въ пиджак ршительно махнулъ рукой и удалился за стойку. Женщины стали шептаться. Черезъ минуту Анфиса сказала:
— Ну, за четвертакъ. Спусти пятачокъ-то, голубчикъ.
— Вамъ сказано, чтобы вы уходили!
Нсколько женщинъ тронулись къ дверямъ. Другія начали ихъ останавливать. Началось опять перешептыванье. Арина и Акулина отдлились и сли за столъ.
— Ну, подавай, подавай и намъ чаю, что ужъ съ тобой длать! заговорила Анфиса и стала приглашать остальныхъ женщинъ къ столу. — Дорого ты, голубчикъ, берешь, дорого. Не расчетъ намъ къ теб ходитъ пить чай. Тутъ лтось женщина за стойкой стояла, такъ она, я помню, дешевле поила коли ежели артелью.
— Была да сплыла. Изъ-за того и сплыла, что дешево поила, отвчалъ мужчина въ пиджак, гремя чашками, набирая ихъ на подносъ. — Вы тоже разочтите, что вдь за помщеніе платимъ, права выправляемъ, посуду бьемъ, такъ какъ дешевле-то трехъ копекъ поить! Вы вдь, деревня, ничего этого не понимаете. На десятерыхъ кипятку-то сколько надо! Вы вдь ведро вызудите.
— Нтъ хлбушка-то здсь ржанаго. Надо будетъ въ лавку бжать. Сложимся, двушки, по копечк и купимъ на гривенникъ хлба. Нельзя вдь не позобливши до обда… Животы подведетъ… говорила Анфиса.
— Да, да, да… Такъ ужъ ты будь старостихой… Сходи за хлбомъ, а потомъ и посчитаемся, отвчали женщины.