На заработках

Отработали женщины и второй день на тряпичномъ двор. Вечеръ былъ ясный, холодный и общалъ еще боле холодную ночь, съ морозомъ поутру. Ночь эту женщины ожидали съ безпокойствомъ и готовились хоть какъ-нибудь расположиться въ сара на ночлегъ такъ, чтобы было потепле. Получивъ дневной расчетъ за заработокъ, он попытались узнать у прикащика, не пуститъ-ли хозяинъ переночевать ихъ хоть въ кухню своего дома, но получили отказъ.

— Ну, вотъ еще что выдумали! Да что у хозяина-то для васъ постоялый дворъ, что-ли! Мы нанимаемъ народъ поденно безъ квартиры и харчей, да и въ сара-то позволяемъ ночевать только изъ милости, а вы ужъ и въ кухню захотли. Въ горницы хозяйскія вамъ еще не влзть-ли! сказалъ онъ.

— Да ужъ очень холодно, голубчикъ, ночью-то. Смотри, вотъ и теперь морозить начинаетъ.

— Въ холоду-то блохи меньше дятъ. Всякая мелкопитающаяся тварь — она холоду боится.

— Гд ужъ, милый, тутъ блохъ разбирать! Пусть жрутъ. Только-бы самимъ-то не околть.

— Ну, идите на постоялый. Постоялый дворъ тутъ недалеко.

— Да изъ какихъ доходовъ на постоялый-то? Вчера вонъ въ обрзъ ли, не сытно, не голодно, а и то по одиннадцати копекъ проли, да по три копйки на чаю пропили, а двадцать копекъ и всего-то получаемъ.

— Вы-бы еще кофею захотли.

— Да вдь холодно, болзный. Утречкомъ проснулись — окоченли, руки, ноги не разгибаются, такъ какъ не погрться.

— Такъ-то оно такъ, согласился прикащикъ и прибавилъ:- Да вдь и на чай хватило и шесть копекъ еще на рукахъ осталось, такъ о чемъ-же разговаривать! Вотъ изъ шести-то копекъ по пяти за ночлегъ и заплатите. Копйка еще Богу на свчку останется.

— Что ты, милостивецъ! Разв можно все до копйки тратить! А что у насъ для переду-то? Надо тоже про запасъ оставить.

— У тряпичниковъ работать, да про запасъ оставлять, такъ больно жирно будетъ.

— А какъ-же иначе?

— День прошелъ, сыта, жива — ну, и ладно.

— Нтъ, кормилецъ, произнесла Акулина. — Вдь намъ вс праздники-то на Пасх безъ работы жить, такъ надо и о запас подумать. Вотъ тогда волей-неволей на постоялый пойдешь. Куда приткнуться-то? Да пить, сть надо. А заработковъ никакихъ. Вдь у васъ на Пасх работы не бываетъ?

— Въ пятницу на страстной недл дйствительно дворъ запираемъ, потому нужно-же и намъ покой имть, ну, а на четвертый день Пасхи приходите.

— Такъ вотъ, видишь, пять дней безъ работы. Да надо тоже передъ Пасхой-то въ баню сходить, самой помыться да и пообстираться малость — и вотъ опять деньги. Здсь вдь не деревня, сказывали, что и за баню нужно деньги платить.

— А то даромъ, что-ли! Само собой, за баню пятачокъ подай.

— Мало пятачка-то, подхватила Анфиса. — Ежели съ вничкомъ, то еще копйку подай, да мыла хоть на дв копйки. А какъ безъ вника и безъ мыла мыться и тереться! Вотъ он и вс восемь копекъ.

— Восемь копекъ за баню! — воскликнула Акулина, не бывавшая въ Петербург. — Боже милостивый! Да вдь это разоренье! Вотъ видишь, кормилецъ! А ты говоришь: идите на постоялый дворъ.

Прикащику надоло слушать бабьи разговоры о денежныхъ разсчетахъ. Онъ разсердился и воскликнулъ:

— Да что вы передо мной-то бобы разводите попусту! Словно я вашъ батька. Вамъ даденъ сарай для ночевки, а не любъ онъ, такъ гд хотите, тамъ и ночуйте.

Прикащикъ махнулъ рукой и ушелъ. Женщины стали переговариваться, ужъ не идти-ли и въ самомъ дл отъ такого холоду ночевать на постоялый дворъ. Одн стояли за постоялый дворъ, въ томъ числ и Анфиса, другія были противъ постоялаго двора и ршили ночевать въ сара. Ршили ночевать въ сара и Акулина съ Ариной.

— Подъ мшки съ тряпками забьемся, какъ вонъ вчера Лукерья сдлала — и въ лучшемъ вид будетъ. На ноги тоже мшки съ тряпками. Богъ поморозитъ, Богъ и согретъ, весело говорила Акулина, чтобы ободрить нсколько пріунывшую Арину.

Ужинали опять вс женщины вмст, въ складчину, также запивали ду водой изъ ковша, взятаго у хозяйской кухарки, какъ и вчера, но когда пришлось укладываться на ночлегъ, Анфиса и дв другія демянскія женщины отправились ночевать на постоялый дворъ.

Оставшіяся на двор стали устраиваться въ сара, чтобы хоть какъ-нибудь потепле провести ночь.

— Шалашъ мы изъ мшковъ съ тряпьемъ сдлаемъ — вотъ что я придумала, говорила Фекла — демянская женщина съ скуластымъ лицомъ. — Одни мшки поставимъ стоймя на манеръ каморочки, а сверху доски положимъ и на доски опять мшки, да подъ мшки-то въ каморку и залземъ. Ляжемъ потсне, сверху, у кого что есть, вс сообща укроемся и ладно будетъ. Влземъ туда, да и опять мшками завалимъ себя. Такъ тепло будетъ. Тряпка вдь она гретъ. Давайте, двушки, укладываться.

Вс женщины принялись ставить мшки, какъ говорила Фекла. Черезъ нсколько времени кой-какое подобіе шалаша было готово и женщины стали подлзать подъ него и укладываться на ночлегъ.

— Заваливай теперь скорй, Акулинушка, мшками четвертую-то сторону, заваливай, да и сама влзай къ намъ! командовала Фекла. — Вотъ такъ!.. Видишь, какъ хорошо теперь. А надышемъ, такъ еще лучше будетъ. — Ну, что, хорошо? спрашивала она лежавшихъ вмст съ ней подъ мшками товарокъ. — Видите, какъ я ладно придумала! Вотъ ужъ подлинно, что вкъ живи и вкъ учись.