«Довожу до вашего сведения, что сегодня ночью, то есть 6 марта с. г., банда Рябоконя произвела налет на Приморско-Ахтарскую рыбную контору, где уничтожила главное здание конторы, избила и разогнала рыбаков, забрала 60 пудов муки, несколько десятков пудов соленой рыбы и скрылась».
— Вот вам и Рябоконь! — воскликнул Ермаков. — А мы собираемся его уговаривать!
— Да, действительно, придется действовать иначе, — сказал Соловьев.
8 марта посыльные весь день сновали по станице, объявляя о назначенном на вечер митинге в клубе. С наступлением темноты на церковной площади стали собираться станичники. Они толковали о продналоге, а больше всего о предстоящем походе представителей станицы в камыши к Рябоконю.
Во дворе станичного Совета запыхтел движок маленькой электростанции, запускаемый в экстренных случаях, и в клубе загорелись лампочки. Народ повалил в клуб с шумом усаживаясь в зрительном зале на скамейках. Длинный стол, застланный кумачовым полотном, стоял на сцене. Тут же возвышалась и трибуна. В заднем углу зала торговал буфет. За прилавком — невысокая блондинка с голубыми выразительными глазами. Это была родная сестра Дудника, который находился в банде Рябоконя.
На сцене появились Андрияш, Ермаков, Жебрак, Соловьев, Демус, Селиашвили, разместились за столом… Андрияш встал, позвонил в колокольчик. Наступила тишина. Председатель открыл митинг, предоставил слово Жебраку. «Начальник ЧК!» — пробежал нервный шепот по залу. Жебрак взошел на трибуну, положил руки на ее борта и, пристально вглядываясь в собравшихся, сказал:
— Товарищи, в нашей области бандиты наглеют. Их разбойничья дерзость обусловливается, с одной стороны, той поддержкой, которую они получают от кулацких элементов, а с другой — их уверенностью в том, что Советская власть достаточно милостива и не будет вытравливать беспощадной рукой всякий намек на содействие им и помощь. Но чем больше наглеет белогвардейщина, скрывающаяся в плавнях, тем сильнее должны сплотиться беднота и та часть населения, которая достаточно уже знает, что собой представляет Рябоконь, действующий в Приазовских плавнях. Прочтите, товарищи, в газете «Красное знамя» письма добровольно возвратившихся в Россию врангелевских офицеров и подумайте, какой путь вам следует выбрать.
— С одной стороны, новое смятение, — продолжал оратор, — новые усмирения восстающих приведут к новому разорению сел и станиц. В другом случае, если честное трудовое казачество не даст себя увлечь в какие бы то ни было кровавые авантюры и покончит с разбоем бело-зеленых, область наша сможет отдаться мирному труду, хозяйственному строительству. В скором времени советское правительство заменит разверстку натуральным налогом.[862]
Он сел на свое место. Андрияш обратился к залу:
— Вопросы к товарищу Жебраку будут?
Все молчали. К трибуне подошел Соловьев.
— Товарищи! Я позволю себе привести здесь одну небольшую, но любопытную статью, опубликованную в «Красном знамени» от 15 января сего года под заголовком «Обломки контрреволюции». Вот о чем здесь говорится. — Он поднес газету к свету, начал читать: — «По сообщению константинопольских газет, по распоряжению Врангеля все бывшие члены русской армии, находящиеся за границей, подлежат регистрации. Сборным пунктом назначена Мальта (остров на Средиземном море). Врангель 15 декабря выехал на остров Лемнос, где произвел смотр первой и второй Кубанских дивизий и донцов. 18 декабря Врангель был в Галлиполи (в Турции, у Дарданелл), где посетил части генерала Барбаровича, корниловцев, дроздовцев, марковцев и алексеевцев. Во время пребывания на острове Лемнос Врангель обратился к кубанцам с речью следующего содержания: „Должен вам сказать, что я такой же изгнанник, как и вы. Не наша вина, что мы отошли. Мы ждали помощи, которая опоздала. Дружественная Франция не спасла нас, зато теперь она оказывает нам гостеприимство. Я могу только ходатайствовать за вас, и вы должны дать мне право говорить от вашего имени“». — Соловьев сложил газету. — Видите, какая участь постигла тех, кто поднял вооруженную руку против Советской власти. Судьба забросила их далеко от родины. Ну, а что будет с теми, кто сейчас пытается нанести удар Советской власти из-за угла? Ответ один: этот враг будет безжалостно раздавлен… Что мы предлагаем всем заблудившимся казакам и крестьянам, а также белогвардейцам, оставшимся на Кубани после разгрома Врангеля? Мы предлагаем им сложить оружие, покаяться, пока не поздно. Нам, товарищи, надо собраться всей станицей, сходить в камыши к Рябоконю, разъяснить ему нашу политику и убедить его в том, чтобы он прекратил заниматься разбоем.
— Так-то он и послушается нас! — выкрикнул кто-то.
— Пусть тогда пеняет на себя, — ответил Соловьев.
В президиум передали записку, в которой говорилось: