В компании, которая продавала игру Moondust, меня спросили, могу ли я представить ее на престижной конференции по вопросам компьютерной графики SIGGRAPH. На этой конференции собирались представители как промышленной отрасли, так и академических кругов, и я спросил себя, не это ли мой шанс выступить в официальном качестве.
SIGGRAPH, которая в тот год проходила в Бостоне, оказалась безумной и богатой на впечатления. Это было одно из тех контркультурных мероприятий, которые оставались слишком цивилизованными, чтобы им прощали настоящий хаос. Таким же был фестиваль Burning Man в первые годы своего существования. А еще, как и дома, компьютеры были медленными и многого не умели, так что людям пришлось ждать, пока вступит в силу закон Мура.
Во время моей первой поездки на SIGGRAPH все нити судьбы сошлись воедино. Еще до окончания конференции я решил переехать в Бостон, нашел нескольких новых друзей на всю жизнь, встретил женщину, на которой в конце концов женился (хоть наш брак и был странным и недолгим), обрел наставника, которого очень ценил и обожал в дальнейшем, и поучаствовал в первом в своей жизни настоящем исследовательском проекте.
Почти сразу меня окружили чудаковатые студенты из Массачусетского технологического института, и у меня возникло чувство, что мы с ними знакомы давным-давно. Оказалось, что это студенты Марвина Минского, одного из основателей направления искусственного интеллекта.
С одним из них мы дружим до сих пор, хоть и прошло уже несколько десятков лет. Волосы Дэвида Левитта были похожи на мои, только темнее. Такая же копна дредов до плеч. Мы выглядели как зеркальные отражения друг друга, если смотреть прищурившись, только он был черным, вернее, «черным евреем», как он сам себя называл. Меня он звал «братом от другой матери».
Мы впечатляюще смотрелись рядом и развлекались на славу. Больше всего мы обожали носить яркие западноафриканские одеяния. У Дэвида, как и у меня, был свой особенный стиль игры на фортепиано, появившийся под влиянием Монка и регтайма, в то время как мой развился под влиянием Скрябина, Нанкарроу и нью-йоркского джаза.
Проект Дэвида, за который он собирался получить докторскую степень в Массачусетском технологическом институте, был связан с языками визуального программирования! В конце концов он присоединился к нашей банде в Калифорнии.
Его родители были сторонниками радикального движения борцов за права человека. Добавив ритма к истории, скажу, что Дэвид недавно баллотировался в Сенат в качестве кандидата левых от Области залива.
Это хороший момент, чтобы поднять вопрос, который я не обсуждаю, но который часто возникает: волосы. Вид моих волос не более чем проявление наследственности. Я не пытаюсь «сойти за черного» и не вдохновляюсь священными изображениями Индии или Ямайки. Мои волосы просто сильно пушатся от природы.
Бесконечные попытки уложить их как следует отравили мне жизнь, так что я сдался и заплел дреды. Вот и вся история. Только на обложке книги начала 1980-х годов «Programmers at Work» есть мое фото без дредов. Это единственное свидетельство того недолгого периода, когда я сознательно тратил долгие часы на то, чтобы просто не выглядеть странно.
Но сейчас дреды отросли настолько, что стали мешать, и их можно было бы срезать. Но я даже не рассматриваю этот вопрос. Не люблю беспокоиться о волосах[65]
.В те годы белые почти не носили дреды, так что мой вид считался экзотикой. Сейчас это штамп, причем далеко не лестный. Ничем не могу помочь.
Ни в Кремниевой долине, ни в Массачусетском технологическом институте никому не было дела до моих волос, но в Массачусетском технологическом институте мне было проще, чем в Кремниевой долине. Он напоминал Калтех, но в этот раз мне нужна была совершенно дурацкая вещь – легальность.
Алан Кэй ушел из Xerox PARC и возглавил новую лабораторию при поддержке Atari. Он предложил мне должность сотрудника на лето, вакансия как раз подходила выпускнику. Я снова был при деле! Мне удалось снова выбраться наверх.
Лаборатория Atari была пристройкой к корпусу Массачусетского технологического института на Кендалл-сквер и одной из предшественниц знаменитой институтской Медиалаборатории, которую открыли через несколько лет.
Так я познакомился с Марвином Мински, который стал моим самым любимым и самым великодушным наставником.
Двадцать восьмое определение VR: цифровая среда, ведущая самую ожесточенную борьбу со временем.
В предыдущих книгах я немного рассказывал о том, что произошло, когда я жил в Кембридже, например о том, как заблудился в доме Марвина, где царил полный беспорядок, и как поспорил с Ричардом Столлманом о том, что грядет новая эра свободного программного обеспечения. Не стану повторять эти истории здесь, но хочу, чтобы вы прочли то, что я написал о Марвине в день его смерти в 2016 году (это был поминальный текст для сайта Джона Брокмана edge.org):