На заре земли русской

– Не хожу, потому что сына хозяина не люблю, – тихо промолвил Богдан, приглаживая непослушные рыжие вихры. – Сам чёрт с ним дружбу водит, с Василием этим… Так я не про то. Говорил ли с князем?

– Говорил, – вздохнул Димитрий. Недоделанный цветок был навязчивым напоминанием об Изяславе, холодном, непонятном, хитром человеке. – Дал он согласие да работу, вот, видишь?

Аккуратно, будто хрусталь, взял Богдан в руки полураскрывшийся цветок. Медленно повернул его той и другой стороною, боясь повредить него, ненароком испортить, восторженно выдохнул:

– Сам?!

– А то кто же? – в ответ на похвалу Димитрий слегка покраснел и опустил голову, чтобы Богдан не видел его смущения. – Да я не закончил покамест.

– Чудесная вещица! – всё так же изумлённо прошептал стольник Изяслава, и глаза его были широко распахнуты. – У тебя золотые руки! Вот если бы тебе да в Царьград…

Димитрий сделал вид, что не услышал последней фразы. В Царьград? Ему? Зачем? Работу он и здесь сможет отыскать, да и в любом уделе, надо только задуманное выполнить, а там и свою жизнь устраивать. Богдан бережно вернул Димитрию безделушку, восхищённо улыбаясь.

– Это и ладно, что поговорили вы… – продолжал он как-то торопливо, словно волнуясь. – Но я к тебе зачем пришёл… Хотел сказать… Ты знаешь, что Василько донёс на тебя?

По лицу Димитрия пробежала лёгкая тень. Он нахмурился, соображая, что же такого про него можно было рассказать, чтобы был повод для волнения. Тем временем Богдан продолжал:

– С той ночи, как ты отвадил его от Олюшки, ненавидит он тебя. Не имею понятия, как, но он знает, о чём мы говорили с тобою и что задумали. Так он взял и выложил всё князю, боюсь, как бы от себя чего не добавил.

– Что ж теперь?

Богдан молча пожал плечами. Что будет дальше и чем им обернётся этот донос, можно было только предполагать. Посидев ещё немного и поговорив о делах, Богдан засобирался домой: зимою темнело рано, да к тому же к вечеру ближе поднимался ветер и кружил в воздухе сухой искрящийся снег. К утру метель успокаивалась, а вот ночью – хоть из дому не выходи. Димитрий проводил Богдана до дверей, и они расстались.

Следующий вечер после половины дня работы в ювелирной лавке Димитрий наконец выкроил время, чтобы явиться на приём к князю и отдать ему обещанное украшение к именинам его жены. Цветок получился на диво хорош: с изогнутыми лепестками разных размеров – в серединке поменьше, по краям побольше, с мудрёным узором на листиках и маленьким драгоценным камушком в самом центре, поблёскивавшим из-под лепестков, точно капля свежей росы. Димитрий подумал, что, будь его воля – оставил бы для Светланки.

Изяслав Ярославич долго и пристально рассматривал изделие, как будто искал подвох. Но никакого подвоха не было, ученик ювелира удивлялся сам себе и с сожалением думал, что второго такого у него точно не получится. Князь остался доволен и, бережно убрав вещицу на стол, вновь обратился к юноше.

– Молодец ты, я смотрю, – похвалил его, не глядя в глаза, и Димитрию стало немного не по себе от этой равнодушной похвалы. – Что ж, оставайся, будешь на меня работать.

– Я подумаю, княже, – ответил молодой человек, вежливо склонив голову. Так оно и было у них с Богданом задумано, чтобы Димитрий добился расположения Изяслава и места при дворе. Однако тревожило Димитрия то, что Изяслав как-то уж больно легко принял его. И только он успел об этом подумать, как князь промолвил:

– И думать не надо, я тебя не отпущу отсель. Ты думаешь, мне не ведомо, для чего тебе эта работа? Ты думаешь, я не знаю, кто ты на самом деле таков?

В голосе Киевского зазвенели стальные нотки, и Димитрий внутренне напрягся, лихорадочно соображая, что же такого князю может быть известно, чтобы был повод невзлюбить его. Не решаясь отвечать, он лишь покачал головой.

– Ты стольник князя Всеслава, ближайший его человек, – с презрительной усмешкой произнёс Изяслав, отходя к окну. – Я знаю, зачем тебе всё это дело. Ведь ты не просто так в стольном Киеве-граде очутился.

Димитрий молчал, изучая узор на деревянном полу. Князь был совершенно прав. Юноше вспомнился недавний разговор с Богданом, в тот вечер, когда он вернулся от Изяслава, и друг предупредил его о том, что князю известно всё от молодого дружинника. Василько, чёрт бы его побрал… Но вот про то, что Димитрий – стольник Полоцкого, Васильку не было известно – верно, Изяслав догадался об этом и без чужих подсказок.

– Откуда ты знаешь? – почти шёпотом спросил Димитрий. Губы Изяслава исказила недружелюбная улыбка.

Неведомо, как сложился бы разговор далее, если бы тяжёлые двери не распахнулись, и в горницу не вошёл человек, одетый не по-славянски. Димитрий узнал привычный византийский наряд и поклонился гостю. Тот, меж тем не обращая на юношу никакого внимания, гневно обратился к князю.

– Я устал ждать, – в речи его звучал небольшой акцент, и Димитрий убедился, что этот человек – посол из Царьграда, о котором и говорил намедни Богдан. – Ты всё обещаешь принять меня и откладываешь встречу. Дело важно тебе, не мне.

– Мы не можем говорить при чужих, тем боле неверных.