На заре земли русской

Спустя несколько дней Всеслав встал на ноги. Что делать с квиритами, в частности, с Октавием, виновником всего случившегося, так и не придумали, но и в Священную Империю их не отпускали. Радим Евсеич ходил мрачнее тучи, то и дело пререкался с князем насчёт того, как поступить с чужеземцами.

Спрашивали об этом и византийца Аврелия, который собирался провести в Киеве целый год и уехать на родину только через месяц. Но и у него не было хороших мыслей на этот счёт, он избегал разговоров об этом, однако обо всём другом говорил охотно.

– Нам бы мастеров ваших в Царьград, – сказал он однажды Всеславу мимоходом. – Золотые руки у многих, видел я, как храмы святые украшали…

– Некого нам отправить, – ответил князь. Ему было спокойнее от той мысли, что теперь он может держаться с Аврелием на равных. – Оклады – Димитрия дело, да не поедет он, откажется.

– Почём тебе знать, – откликнулся византиец, пожав плечами. – Три седмицы ему на раздумья. Скоро уезжаю.

– Ну, коли он захочет, он тебе сам о том скажет.

Но Димитрий, казалось, даже и не думал о возможности уехать. Он старался как можно более времени проводить с Всеславом, чувствовал себя виновным в случившемся недавно и пытался загладить свою вину, о которой сам князь даже и не думал.

– Поезжай домой, – предложил Всеслав в один прекрасный день. Когда он вошёл, Димитрий вырезал какую-то очередную золоту безделушку для ярмарки и о чём-то увлечённо рассказывал Злате, а та вышивала белую ткань алым узором по краю и вряд ли слушала юношу внимательно. Мысли её были где-то далеко.

– Домой? – при появлении Всеслава Димитрий поднялся с места, отложил инструмент. – В Полоцк?

– Помнишь ли, я тебе Изяславовы письма отдавал? Ты их, верно, дома оставил? Захвати с собою. И я же знаю, как ты по своей Светланке стосковался, – улыбнулся князь, положив ему руку на плечо.

– Точно, – вспомнил юноша о забытых письмах. Радость блеснула в глазах его. Когда он спешил за Златой и Мстиславом в Киев, письма у него совершенно вылетели из головы и теперь, видимо, дожидались лучших времён в городе.

– Седмицу даю срок.

– Спасибо, княже, – поклонился Димитрий в пояс. Всеслав взъерошил его светлые кудри.

– Ладно тебе, – усмехнулся он. – Не задерживайся долго.

Димитрий, забыв о неоконченной работе, стрелой вылетел из горницы собираться в дорогу. Всеслав и Злата остались наедине. Некоторое время ничто не нарушало уютную тишину, пока наконец Злата не спросила:

– Ты решил, как быть с приором и его людьми?

– Решил, – ответил Полоцкий. На самом деле он сразу знал, что не станет мстить, но не предполагал, как Радим отнесётся к его предложению, поэтому никому не сказывал.

– И что же?

– Думаю, пускай воротятся, – вздохнул князь. – Нечего мне с ними делать.

– Верно думаешь, – Злата оставила вышивку, села к нему ближе, доверчиво положила голову ему на плечо. – А ему Господь судья.

– Да, – тихо промолвил Всеслав, в свою очередь обняв девушку и медленно проведя рукой по её тёмным локонам.

Следующим утром тысяцкий доложил, что послы из Священной Империи благополучно уехали восвояси. Произошло это настолько спешно и тихо, что никто, кроме приближённых ко двору, об этом не узнал. Хоть и был Радим недоволен таким исходом, своего недовольства он не показывал, зная, что поздно уже что-либо делать, да и князь не переменил бы своего решения.

Отстояв заутреню в киевской Софии, Димитрий покинул город. Зимой на дорогах было гораздо хуже, нежели весной или летом, и путь занял целых четыре дня. Порою лошадь вязла в снегу так, что не могла переставлять ноги, и Димитрий спешивался. В некоторых местах даже пешему пройти было тяжело, и поэтому дорога необычно затянулась. Когда Димитрий наконец добрался до Полоцка, от усталости он уже падал с ног.

Город был неприветлив и необычно тих. Первым делом Димитрий зашёл к Радомиру. Остановившись у тяжёлых, занесённых снегом ворот, он постучался трижды и, дожидаясь, пока ему отворят, чертил носком сапога разные фигуры на утоптанной дорожке. Руки вконец замёрзли и покраснели от холода. Спустя какое-то время высокая калитка медленно открылась.

Димитрий даже не сразу узнал Светлану. Несколько мгновений они стояли друг против друга и, не говоря ни слова, смотрели друг дружке в глаза. Светлана изменилась; в чертах её бледного лица более не было той милой детской непосредственности, уголки мягких, красиво очерченных губ были опущены, в тёмных, почти чёрных глазах светилась задумчивость, которой раньше не было у некогда весёлой, ветреной девушки.

– Господи, – вздохнула она наконец, прикрыв глаза. – Входи скорее…

Димитрий вошёл на двор, потянулся обнять Светланку, но она задержала его руки, отстранилась, опустив голову. Изумлённый такой прохладной встречей, он молча шёл за ней по узкой тропинке, протоптанной среди заснеженного двора, боясь начать разговор.