Основное занятие родиев — профессиональное нищенство, попрошайничество. Правительство прилагает немало усилий, чтобы приобщить их к трудовой жизни, тем более что многие из них отличные ремесленники, однако предубеждение против них мешает этому. Если они и работают, то, как правило, на самой грязной работе: ассенизаторы, уборщики мусора и т. д.
Положение родиев меняется очень медленно, несмотря на то что прогрессивные силы цейлонского общества ведут постоянную борьбу за равноправие и полное уничтожение кастовых различий.
Мы побывали в одной из резерваций недалеко от Канди. Деревня, которая состояла приблизительно из десяти небольших хижин, сплетенных из листьев кокосовой пальмы, обнесена забором, чтобы кто-нибудь не спутал и не принял ее за обычную деревню. Внутри хижин нет почти никакой мебели, бедно. Да это и не удивительно.
Удивительным было то, как приняли нас родии. Мы ожидали встретить озлобленных людей, а увидели радушных хозяев, которые охотно показывали нам свои жилища и делились своими горестями и заботами. Перед нами были обычные крестьяне-бедняки. Мы искренне посочувствовали этим простым и добрым людям, которых так незаслуженно обидела судьба.
В конце июля — начале августа цейлонцы едут в Катарагаму, небольшое затерявшееся среди джунглей селение в юго-восточной части страны. Со временем забываются многие обычаи, некогда соблюдавшиеся очень строго, но отнюдь не все. Как и сотни лет назад, из разных районов Цейлона и других стран в это селение стекаются тысячи и тысячи паломников, индуистов, буддистов и мусульман, чтобы принять участие в религиозном торжестве, посвященном грозному и жестокому богу Катарагаме, именем которого оно и названо.
Разница лишь в том, что если раньше паломники добирались до Катарагамы пешком, что уже само по себе составляло часть обета, то теперь они, как правило, от ближайшей железнодорожной станции Матара доставляются юркими автобусиками «Фольксваген» или огромными дизельными «Лейландами» и «Мерседесами».
Те, кто побогаче, приезжают на собственных или наемных легковых автомобилях, кто победнее — на велосипедах или скрипучих повозках. И лишь самые фанатичные бредут к месту поклонения пешком, укрываясь от палящего солнца листьями талипотовой пальмы.
Путь к Катарагаме пересекает неширокая река Меник-ганга, почитаемая как священная. Перебраться через нее можно либо по висячему мостику, либо вброд. Для участвующих в религиозных процессиях ритуальное омовение в водах реки является обязательным. Мы предпочли висячий мостик и вскоре подошли к храму Катарагамы.
Интересно, что последователи индуизма не осмеливаются даже рисовать этого бога. По сложным и запутанным канонам индуистской религии его можно представлять только в облике других богов, чаще всего Сканда. Тайна же изображения самого Катарагамы, которое видит только верховный жрец храма, охраняется весьма строго. Уже в воротах ограды храма нас очень вежливо, но вместе с тем решительно предупредили, чтобы мы не пытались фотографировать храм, чтобы сняли обувь и головные уборы.
То, что мы увидели за оградой, трудно передать словами. Пространство перед храмом заполнено молящимися. Распростершись ниц, они часами лежат под палящими лучами солнца на нагретой до пятидесяти градусов земле в надежде заслужить милость бога. Некоторые, зажав в руках кокосовый орех, медленно перекатываются по раскаленному песку.
У входа в храм, перед горящими жертвенными светильниками, в которых сжигается издающая резкий запах камфара, стоят блюда с дарами богу — цветами и фруктами. Здесь же под громкие возгласы толпы раскалываются кокосовые орехи — тоже дар Катарагаме.
Однако грозный бог требует больших жертв… К храму под аккомпанемент флейт, морских раковин и барабанов приближается процессия, в центре которой, окруженный танцорами, медленно идет обнаженный по пояс человек. На плечах танцоров лежит массивная деревянная дугообразная рама, разукрашенная цветами, цветными лентами и павлиньими перьями. Бритая голова человека посыпана «священным пеплом» сандалового дерева, щеки и язык пронзены копьеобразными иглами. В руки, плечи и грудь впились гвозди с каплевидными шляпками, а кожа спины проткнута крючьями, от которых протянута веревка к влекомой мучеником колеснице. Как рассказывают очевидцы, несколько лет назад один из верующих отважился на большее — он часами молился, вися на воткнутых под ребра крючьях.
В другой процессии мы увидели мальчика не старше шести-семи лет. В язык, щеки, нос, руки и спину маленького страдальца были воткнуты острые иглы. На его истерзанном тельце почти не оставалось живого места. Рядом, поддерживая малыша, стоял отец.
— Почему вы выбрали такого маленького ребенка для участия в процессии? — спросили мы его.
— Чем больше наша жертва, тем большую благосклонность проявит бог к моему сыну и всей нашей семье, — последовал ответ.