На земле московской

Грохотанье умчалось дальше, и в комнате стало слышно, как старается друг-будильник, что несет у них с Ниной бессменную вахту. Нина поговаривала, что надо отметить его заслуги перед жильцами специально учрежденной медалью! Выдумщица она веселая, возьмет и сочинит что-нибудь!

Нина вздохнула:

— Катюша, я не понимаю тебя… Чего же раздумывать? За Виктора Лунина выхожу. Знаю, ты не особенно одобряешь, но…

Катя не дала ей договорить, бросилась к ней, сжала в объятиях. Худая, а сильная. И нос больно приплюснула.

— Ага, — чуть высвободившись, торжествующе проговорила Нина, — больше, стало быть, не хлопочешь за своего протеже?..

Катя отстранилась, посмотрела на подругу сверху вниз снисходительно-ласковыми глазами, словно старшая сестра на младшую, улыбнулась.

— Бог с ним, с Данилой, погорюет и другую девушку найдет. Я рада за тебя. Поздравляю, будь счастлива!

Девушки насторожились: оживало молчавшее весь вечер радио, шумя и потрескивая. Затем знакомый голос диктора спокойно объявил о воздушной тревоге, предлагая спуститься в бомбоубежище.

Выключив лампочку, Катя приподняла штору на окне, и сразу комната наполнилась зеленовато-серебристым светом прожекторов. Все небо пронзали лучи света. Выискивая фашистских стервятников, лучи перемещались по нему, словно руки гиганта, стоящего на земле.

Где-то позади дома забили зенитки, и тотчас стекла, перекрещенные бумажками, стали дрожать и постанывать.

— Это салют в честь моей помолвки, — пошутила Нина. — Величественно, не правда ли?

Они легли вместе по старой общежитейской привычке, когда случалось уступать постель приехавшему родственнику, и, обнявшись, старались поскорее уснуть и не слышать того, что происходило за тонкими, ненадежными стенами дома.

Глава 12

От Андрея опять долго не было писем, и Катя не знала, что думать. Зато не скупилась на весточки Аграфена Егоровна: каждую неделю два письма крупными буквами своего застывшего, неразработанного почерка ученицы второго класса церковноприходской школы. Письма бабка отсылала то почтой, то с кем-нибудь из Луниных. И это спасало Катю.

Но сегодня, разбуженная тревогой в третьем часу ночи, Катя уже не смогла больше уснуть. Она думала о том, что никто не знает, сколько продлится их разлука с мужем и чем она закончится? Война разметала, перепутала судьбы многих тысяч людей, хотя от сознания этого свое горе не становится меньше, а вот переносишь его, очевидно, тверже.

Она встала, нащупала в чемодане фотографию мужа и, включив на минутку свет, взглянула на нее. Это была та самая карточка с размашистой надписью на обороте, которую Андрей подарил ей еще женихом перед отъездом на Дальний Восток.

…Невыспавшаяся, с головной болью, Катя утром еле стояла у станка и не заметила, как подставила палец под суппорт. Еще мгновение, и палец оттяпало бы начисто.

И вот с бюллетенем за пазухой Катя плелась среди бела дня домой в нетопленую комнату, без единой чурки или какой-нибудь доски, чтобы истопить печку. Вся надежда на уцелевшую кое-где изгородь в стандартном городке: только совладает ли одной рукой, — вот беда, — не лучше ли прийти и сразу завалиться спать?

— Ключ от комнаты взял военный, назвался родственником, — сказала соседка, встретившая Катю на кухне.

— Военный? — недоумевая, повторила Катя и распахнула дверь. Перед нею стоял муж.

— Андрюша, ты… Каким чудом? — почти шепотом спросила Катя не в силах оторвать взгляда от его лица.

— Как видишь, я! — Андрей улыбнулся и, протягивая руки, шагнул к жене, потому что она все еще продолжала стоять на пороге.

— Катя, Катенька моя!

Он был таким же, каким она запомнила его в тот последний миг расставанья на вокзале далекого города: румяно-смуглое лицо, слегка взлохмаченная прядь черных волос надо лбом.

Его поцелуи, запах его волос, напоминающий Кате запах ржаного теплого хлеба, как часто снились ей по ночам, будили без времени…

Несколько позднее, когда они смогли разговаривать более спокойно, Андрей сказал жене, что с большим трудом отпросился на фронт.

— От тебя теперь недалеко буду.

— Ну да, фронт рядом, — подтвердила Катя и, вдруг, отважно глядя мужу в глаза, спросила:

— Ты считаешь, что поступил правильно?

Андрей понял вопрос жены, как укор, вызванный страхом за его жизнь: отпросился на фронт, а зачем? Когда еще ничего не известно, где он будет нужнее!

Он и сам себе иногда задавал этот вопрос.

— Да, правильно!

В глазах Кати как будто что-то дрогнуло. Она справилась с собой, тихо переводя вздох. Андрей понял его так: теперь уже ничего не вернуть, ничего не исправить! И взял обе руки жены в свои, поднес к губам.

Если уж быть последовательным, то и у него найдется к ней вопрос: зачем? Зачем она осталась с дочкой в прифронтовой полосе?

— Ты вот что, милая, скажи, может, домой уедешь, по силам ли тебе тут? — спросил Андрей.

Катя отрицательно покачала головой; лицо ее было спокойным и сосредоточенным.

Они прислушались к отдаленной стрельбе зенитчиков. Тревоги пока не объявляли. Вероятно, прорвался один бомбардировщик и рыскал над городом.