На золотых приисках

делю неожиданно заявляет, что ему нужно в Томск, что его

туда настойчиво зовет один родственник, предлагая велико-

лепное место, одним словом, что он решил делать «кальеру».

Взвалив на плечи небольшой мешочек с имуществом он

энергично зашагал по таежной тропке и скрылся из наших

глаз. Через два дня мимо нас проезжал верховой, который

рассказал, что в пути встретил кузнеца, шедшего работать

на один уединенный прииск. Истинный таежник не в силах

прожить на одном месте больше недели, и «кальера» для

Николая была лишь предлогом, чтобы уйти на новое место

не совсем без повода.

Итак, мы решили поохотиться на козлов. Когда совсем

стемнело, я поужинал, оделся потеплее, перекинул через

плечо пантронташ и ружье и зашел в казарму рабочих.

В первой комнате различил на скамейке две фигуры. Это

были Никита и Николай. Они были в подпоясанных

кушаками азямах и с ружьями у ног: Никита с не-

изменною одностволкой, Николай с одолженной у почтаря

берданкой.

— Готовы? — спросил я.

— Готовы, — отвечали охотники, встали и вышли из

казармы.

— Только там не шуметь и не курить, — строго преду-

предил Никита, — дома закурили — и шабаш.

Вечер был тихий, ясный, но холодный. В небе уже горели

звезды, закат мирно бледнел, а в чаще потемневшей тайги

филин глухо кричал — шубу! Круглолицый парень Федька

принялся-было передразнивать его, но одна из баб остано-

вила парня, сказав, что филин этого не любит и может дра-

знящего заклевать.

Через несколько минут мы переходили вброд речку,

и я почувствовал, как в правый сапог проникла холодная

струйка воды.

За рекой началось болото с травою в рост человека,

с колодами, пнями, валежником, через который мы с тру-

дом перебирались.

Наконец добрались до мшистого козлиного болотца. С одной

стороны оно было закрыто полукруглою горою, а с другой

сливалось с долиною Кундата. Кое-где из мохнатого

ковра мхов островками подымались группы березок, пихт,

елей.

Окинув внимательным взглядом болотце, Никита указал

мне место в его центре, за старым, свалившимся кедром

с огромным дуплом и разъяснил, что смотреть нужно прямо

перед собою, в гору, из-за которой приходят козлы. Влево

шагов на двадцать от меня, за группой березок, стал Никита,

а Николай скрылся вправо в тесную семейку елей. Мы

замерли.

Было поразительно тихо, и самый ничтожный звук ула-

вливался совершенно отчетливо. Вдруг занывшие комары

немилосердно кусали голову, но я безропотно переносил эту

пытку, напряженно вглядываясь в темную гору.

Скоро перестал чувствовать левую ногу, но все-таки не

шевелился. У самых колен по дуплу засновала крохотная

мышка. Белка, нивесть откуда появившаяся на корнях

кедра, зарезвилась в двух шагах от меня, и вдруг, защел-

кав и зацарапав лапками, скользнула вверх по стволу, отры-

вая кусочки сухой коры.

Через несколько времени у меня заныла правая нога,

и сильно заболела спина.

Вдруг, среди глубокой тишины, до меня стали долетать

какие-то звуки. Вслушавшись в них, я с удивлением дога-

дываюсь, что это дышит кузнец — ни дать, ни взять вздохи

кузнечного меха во время работы: хочет чихнуть и не ре-

шается. Через минуту доносится какой-то хряст — смотрю —

кузнец опустился на землю. Если другие садятся, то почему

бы я не мог встать и оживить свои ноги, подумал я, но,

не слыша ничего со стороны Никиты, не решился это сде-

лать. Сижу и терплю.

Минут пятнадцать длится напряженная тишина, и вдруг...

да, конечно, это Никита зажигает спичку — совершенно опре-

деленный чиркающий звук, значит, он закуривает свою

трубку — вот тебе и строгое — шабаш с курением.

А через каких-нибудь десять минут в глазах моих что-то

блеснуло: поворачиваю голову влево и вижу... настоящее

пламя. Признаться, у меня ноги тоже здорово промерзли,

и я был бы не прочь их погреть, но только все это уже

слишком. Пламя погасло, но вдруг раскатисто закашлял

и зачихал кузнец. Отхаркался и сплюнул Никита. Тогда

я поднялся и удобно поместился на корнях кедра. Не прошло

и десяти минут в тишине, как захлюпали чьи-то шаги,

и Никита перешел на сухое место, ближе ко мне. В общем,

теперь мы могли быть уверены, что козел подойдет к нам

очень близко.

Не смотря на дрожь и окоченелость ног, залюбовался

ночью. Все небо усеялось звездами, мерцавшими из синей

глубины и из-за неподвижных пихт.

Приподнялась над горою полная луна и брызнула на нас

сквозь чащу деревьев серебристым светом, отбросив на бо-

лотце длинные тени и все его осеребрив. Одни деревья

стояли черные, другие серебряные.

На ближнем дереве переливчато звонко и тоненько за-

пела птичка. Ей так же ответила другая, и они долго пе-

рекликались. Перелетая с дерева на дерево птички встре-

тились, наконец, на одной березке, что-то нежно и тихо про-

щебетали и улетели.

Ко мне подходит Никита с побуревшим от холода

лицом.

— Вот об этой поре и кричат козлы,— нетвердым голо-

сом произносит Никита.

— Да-а? — удивился я.

— Уже светает, — вскользь добавляет он, кивнув головою

в сторону.

Очевидно, его опытный охотничий глаз различал свет

далекой зари там, где я видел лишь темное небо да лунное

сияние.

— Я так полагаю, что теперь-то уж можно домой итти—

раз не пришли до этой поры, то и не будут, — заявляет

Никита.