Окружающее неуловимо изменилось. Остались запах, серость, слякоть, однако твердь под ногами появилась. Потом развиднелось, очертания предметов окрепли, и он оказался в просторной квартире с высокими потолками. Как же дышать стало легко и привольно! Судских выглянул в окно — Кутузовский. Он походил по квартире, с удовольствием притрагиваясь к вещам, мебели… Даже затосковал, что раньше не обращал внимания на окружающие предметы, которые сейчас дали ему неизъяснимую радость. Подойдя к бару-холодильнику, он заглянул внутрь: пиво «Викинг», кока-кола, севен-ап. Не удержался, вскрыл бутылочку пива. В былой жизни равнодушно проходил мимо, а тут посчитал себя на седьмом небе от блаженства.
— Папа, ты должен мне помочь. Это мой друг, и я не хочу, чтобы трепали его имя, — услышал Судских и сконфузился: как же неловко брать чужое… — Сделай так. Я хочу! — нажал голосом говоривший, и Судских снова огляделся. Никого… А казалось, что он чувствует дыхание, когда проходит у кресла, гниловатый запах изо рта и видит даже, как продавливается кожа в соседнем: кто-то ерзает.
— Ты в другом измерении, — подсказал Тишка-ангел. — Тебя нет в этом доме, а движение пространства и времени сохранено. Помнишь? Две прямых рано или поздно пересекаются…
— Сын, ты толкаешь меня на святотатство!
— Папа, не говори того, что тебе несвойственно! Ты ведь не «Возрождение» собрался писать.
— Я хороший человек, а твои дружки — мерзавцы!
— Я твой сын. И это главное.
— Но куда ты меня толкаешь?
— Никуда я тебя не толкаю. Порешай, как ты любишь выражаться, концепцию и топай к генсеку. Подсказал ему мелиорацию, подскажи и маленькую победоносную войну в Афганистане. Папа, ты только скажи ему, что нам пора ножки мыть в Индийском океане. Скажи, весь порабощенный мир умоляет вождя и первого ленинца возглавить поход под знаменем мировой революции. Пора, папа, засиделись…
— Что ты говоришь! Что ты говоришь! — Кресло стало продавливаться энергичнее, подлокотники сморщились от сжатия.
— Что слышишь, — открылась дверь холодильника, и джин из бутылки забулькал в стакан.
— Да как ты мог посягать на святость!
Джин единым всплеском исчез.
— Ой, опять ты Божий дар с яичницей путаешь!
— Афганистан — первая страна в мире, признавшая СССР!
— Признали? Хорошо. Теперь мы им принесем блеск зари пробуждения на своих штыках. А если ты такой святой, зачем голеньких девочек в замочную скважину разглядываешь? Может, тебе сосок-профессионалок нанять? Не стесняйся, я выберу лучших.
— Гос-по-ди! Это мой сын! Это мой сын!
— Правильно, папа. А разговор о моем друге, который в беде.
— Вы уроды! Из-за дерьма готовы отца родного продать!
— От урода слышу. Папа, давай проще. Лёнька тебя любит и прислушивается. Поэтому ты помаракуй и создай новую советскую доктрину о хождении за три моря.
— Если ты любишь упрощать, зачем такая усложненность?
— Почему не я Лёнькин советник? Где б мы были!
— В наркоте и разврате! В рабах и развалинах!
— Вот там и оставайся. А я хочу жить нормально. Все вы коммунистическим мирром мазаны и громоздите одну ошибку на другую. Так сделай еще одну во благо сына.
— Но зачем, зачем?
— Папа, ты дурак, но я тебе все популярно обскажу.
— Не хочу!
— Папа, не надо так. Иначе я маме скажу, что ты развлекаешься с дочкой твоего зама, а ей всего двенадцать лет.
— Да она развращена почище ее матери!
— Дети идут дальше родителей. А хочешь, я тебе про сестренку расскажу? Ты ведь ее к Лёньке посылал…
— Прекрати! — Кожа на сиденье дернулась слева направо.
— Тогда слушай. Самые большие деньги в наше время намываются самым грязным способом — наркотой. Но даже самый узенький ручеек давно контролируется другими. Нас туда не пускают и не подпустят. Что надо сделать? Правильно. Ты самый умный мелиоратор: надо прорыть канал и запустить золотоносный поток по этому руслу. Назовем его каналом имени Ленина. Он, кстати, очень сморчками баловался, импотенцию, как и ты, заработал на воображалках. Так вот, вторжение в Афганистан под любым предлогом даст возможность построить желанный канал. Тебе — красный орден за теорию, мне — зеленый навар за практику. А польза стране? Скольких изможденных водкой пацанов утешит наш товар, а? Ширнулся — и счастлив. Хочешь быть рыцарем без страха и упрека, отправляйся на войну.
— Сын, но при чем тут война? Зачем такие нагромождения?
— Ага, ты уже торгуешься, — новые бульки джина в стакан, одним всплеском долой. — Это здорово, папа, берем тебя в долю. Ты на охоту как добираешься?
— На какую охоту?
— На сайгаков, к примеру? Вертолетом? А вертолеты со звездочками, а военных ни одна штатская швабра не проверяет. Вот и вывоз.
— Я не стану заниматься этой грязью.
— Правильно, папа. Это не твое занятие. Тебе цветочки, нам ягодки. Но операцию в твою честь назовем… «Черный тюльпан». Ты ведь уважаешь свой новый унитаз из черного оникса?
— Скажи мне, сын, скажи честно, ты тоже замарался?