Набат 1

— Прибыли, — шепнул Тишка.

Судских различил колыхание теней.

Потом тени стали воплощаться в фигурки людей. Были они до боли жалкими, безутешная печаль проступала на лицах.

Судских стал узнавать знакомых. Знаменитый полководец грузно проколыхался почти рядом.

— За что он здесь? — спрашивал неполным голосом Судских.

— Много наших положил себе под ноги. Цель святая, средства неоправданные. Гордыне служил. До сих пор беспричинно убиенные молят Всевышнего об отмщении. За простого солдата Всевышний наказывает очень жестоко.

— А этот почему? — кивнул Судских на согбенного старика с зализанными на одну сторону липкими волосами.

— Этот-то? — переспросил Тишка. — Он потом заработанные народные деньги переправлял в Африку полудикарям. Скажут те — мы коммунисты, капают им денежки и капают, как пот… Вообще-то члены Политбюро практически в полном составе прямиком отправлялись в нижние ярусы, хотя клейменых среди них почти нет. Даже Каганович. Он — слуга дьявола, и Всевышний разменял его на Данте.

— На Данте? — удивился Судских.

— Чему ты, княже, удивляешься? Данте описал закрытый мир с помощью дьявола. Всевышний простил его. Теперь он подыскивает кандидатуру для Гете, зачинателя чеченской войны ждет.

— Но я не вижу здесь ни Ленина, ни Сталина…

— И даже батюшки Петра Алексеевича нет, хотя он более других повинен в закрепощении русской духовности. Хитрец Церетели с умыслом расположил памятник Петру Великому вблизи храма Христа-спасителя. Ленин — никто, штафирка, его сделали таким. Он стал несчастным заложником системы, которую сам создал, будучи безнадежно больным психически. Психов не судят, сам понимаешь, это грех. Здесь только те, кто дергал за веревочки в ужасном Театре бытия.

— Но Сталин, Сталин!

— Игорь Петрович, Сталин был, как это сейчас говорят, спонсором. Он заказывал представленья. Кто мешает артистам служить не Мамоне, а Искусству? Деньги проедаются с зубами, а слава скомороха — забвение. Сталин столп, на котором предупреждающая надпись: «Не влезай! Убьет!»

— Все равно не понимаю, почему его здесь нет, а выдающийся полководец попал.

— А разве маршал не мог устранить спонсора? Мог, но не сделал этого. Чего он испугался? Потому что сам был слаб духовно. На нижних уровнях почти все вожди декабристов. Есть правило: замахнулся — бей! Всевышний карает не за удар, замах наказуем.

— А это справедливо?

— Что ты говоришь! — заверещал Тишка с опаской, но было поздно: будто пророкотал пробравшийся сюда гром.

— Не усомнись во Мне! — услышал он глас. — Думай!

Самописцы в реанимационном блоке замерли, прервав пляски святого Витта, покой напугал персонал больше, чем паника приборов.

— Так, думаю, — справился с собой Судских. — Любое законченное движение ненаказуемо по полной мере потому, что оно состоялось.

— Правильно, — похвалил Тишка. — А подталкивание к движению наказуемо крепко. А прерванное…

— Усиливает незавершенность эволюции, — закончил Судских.

— Только не перемудри, княже. Люди не поймут. Будь проще. Как тебе Марья про декабристов сказала? — Судских кивнул. — То-то.

Тишка дернул Судских за рукав и зашептал:

— Не отвлекайся. Вот кто тебе нужен для осветления мозгов. Ты хотел знать, кто повинен в афганской войне. Это не Брежнев, не Андропов, не Устинов. Вот он…

— Кто это? — не узнавал Судских. Человек был жалок, подобно всем здесь встреченным, лишь подлая усмешечка скользила на его губах. Судских узнал его и дорисовал полно: высокого роста, с фигурой, ладно скроенной, но не спортивной, с лицом, скрывающим плута за правильными чертами, привлекающими к себе как разлитый мед, и становится бедствием, едва жертва расслабится и утонет в этом меду.

— Да это же… — догадался Судских. Тишка одернул.

— Правильно, — похвалил он. — Не называй имен, о присутствующих не говорят. Побеседуй с ним, — подтолкнул Тишка.

— Не думал увидеть вас здесь, — обратился к человеку Судских.

— Я вас не знаю, и мне это незачем. И там, и здесь мы на разных уровнях.

— Вы клейменый?

— Из этого я тоже извлекаю выгоды, — ответил он, а Тишка шепнул Судских:

— Он собирает вместе падших девок и заставляет их проделывать мерзости для пребывающих в этом ярусе.

— Зачем?

— Пугает, что прикоснется к ним, а это равносильно клейму. Удивительно, право, но падшие низко падают еще ниже даже здесь. Ты выспрашивай, княже, выспрашивай, А еще лучше, смотри ему прямо в глаза и увидишь всю картину…

Судских последовал совету. Он собрался внутренне и вошел через нагловатые глаза в нутро.