Набат-3

— Сделаю все, что смогу, — с поклоном твердо отве­тил он.- В случае успеха первым получите сообщение вы.

— Верю вам, — ответно склонил голову Тамура.

Когда он выпрямился, перед Судских сидел прежний

Тамура, хозяин положения. Он хлопнул в ладоши и осве­домился у явившегося слуги: приехал ли сын?

— Да, хозяин, — ответгш слуга с глубоким поклоном. — Он уже час смиренно дожидается окончания вашей беседы.

— О! Что это я заболтался? Простите меня, — прило­жил он руку к груди. — Пойдемте обедать, там и познако­митесь...

3-15

193

Созерцание гор убаюкивало до такой степени, что Олег Янович ощущал себя младенцем в просторной колыбели. Чистый воздух, ласкающие лучи солнца и стерильная бе­лизна снега на окружающих вершинах излечивали его луч­ше самых высоких светил. Светила стоили дорого, и это

7 Зак. 304S

раздражало, а кто возражает против бесплатного лечения, к тому же целебного?

В бытность свою завотделом ЦК он познал это пре­красное чувство вседозволенности, когда не надо платить по счетам, не пересчитывать рубли в кармане, проезжать всегда и везде, не ощущать уз с быдлом, снующим по тро­туарам с удрученными физиями в поисках хлеба днем и зрелищ вечером. У Олега Яновича и кошелька-то не было; как-то во Франции он с удивлением разглядывал родную двадцати копеечную монету1: даже зарплатой целиком рас­поряжалась супруга, а сам он был небожителем. Все эти раздражающие глупости о каких-то яровых, о выщелачи­вании почв, дождях и засухе не вовремя касались много­численного штата помощников, которым еше карабкаться и карабкаться до его высоты. Их дело телячье, его — пас­тушье.

Один из немногих в горбачевском окружении он осоз­нал свою причастность к вершителям судеб, а не к мыши­ной возне вокруг хлеба насущного. Кто хочет, тот найдет и хлеб и масло на хлеб, его заботы круче — дать этот хлеб или не дать. Его дело — думать за остальных.

И все же сейчас, вблизи величественных вершин Альп, в добровольной, если так выразиться, эмиграции дума­лось намного чище и просторнее, чем в оставленной тес­ной России, в частоколе березовых стволов па госдаче. Он и сам был пленником системы, которой служил, и мучил­ся, вынашивая мысли. Ленин умно оценил прелести швей­царских свобод, предпочитая рассуждать о России не в России*

С открытой террасы замка, его нынешнего жилища, открывался упоительный вид на горные вершины, творе­ние Божьих рук, чашечка кофе перед ним со струйкой ароматного тепла, маленький такой дымок вулканчика, и сам здесь с мыслями повелителя.