Набат-3

выкший исполнять свой служебный долг неукоснительно, о соломке не позаботился, в своей ипостаси выводов не сде­лал: мерзавцев не бил. замахиваться стеснялся. Тихо и неза­метно, неощутимо и неотвратимо подкатил к нему «воро­нок» из тридцатых годов, вывез па казнь. За что? За податливость. За сучье потворство мерзавцам. Значит, сам такой и нетему прощения перед безгласными. Перед своим народом. Сам грешил, самому и выбираться из этой темни­цы. Как?.. Но Забубённый находится здесыючти восемь дет! К Судских протащилась мысль сквозь монотонное гудение в голове — держится человек! Раньше над ним посмеивались, считали, плюет против ветра, а не стало Забубённого — по­жалели: недостает нынче подлинных борцов за справедли­вость. Судских .заставлял себя решить задачу: как. каким об­разом непохожий на атланта Забубённый держался, оставаясь несгибаемым?

Под влиянием самою первою укола аминазина Суд­ских расслабился, теперь заставлял свой мозг трудиться с повышенной нагрузкой, а ноги — таскать неподатливое тело по палате.

Он выдохся через час. Тело превратилось в кусок дере­ва. а мозг — в )удящий под тугим ветром жбан. Ноги больше не повиновались. Немыслимыми движениями он подла- шил две непослушные тумбы к койке и упал бы мимо нее, не появись стремительно Сичкина.

Она подхватила его и уложила, почти не ощушаюшею реальности.

— Вот дурачок, — пожурила она, и будто первая капля живительной влаги упала в его голову-жбан. — Виски надо массажировать. Экспериментатор...

Он слышал Голос.

«Вот и хорошо. Я не один. Ты ведь не бросил меня? Не иначе сам опыт ставишь...»

Укрыв Судских простыней, Сичкина пошла к Толмачеву.

— Ну и как? - Это он послал Сичкину к Судских.

— Как обычно, глубокий сон, — ответила она без эмоций.

Толмачев ограничился усмешкой. Здесь он ставит опы­ты, это он Господь Бог.

Его сейчас занимал вовсе не упрямей Судских. Свинько! Свыше ему ниспослана золотая жила, и не обогатиться — проще самому залечь в это заведение.

Псе стоящие идеи подсказывают сумасшедшие!