Набат 3

Товарищ явно подсмеивался над ним, растерявшим в городе навыки нормального человека, по это не обижало. Он в самом деле чувствовал себя в тайге неловким дикарем, отчего, боясь выглядеть профаном, делал массу ненужных движений и еще больше веселил товарища.

— Будя, — сказал он тоном старшего. — Насмотрелся на красавца, теперь копать начнем. Семисучковый, часа два провозимся. Готовь подлуб.

Термины мало что говорили Судских, он постигал их эмпирическим путем. Семисучковый — больших размеров, взрослый корень; подлуб — лубок, коробок под корень. Предстояло еще и сделать его самому. В тайге им попадались по пути прямоугольные срезы коры на соснах, где обязательно стояла чья-то отметина. Товарищ называл копателей по именам, угадывал, чей знак. Теперь Судских сам аккуратно срезал кору и смастерил коробочку.

Насыпал внутрь земли от корешка и показал товарищу. Тот с удивлением воззрился на подлуб и сказал:

— Да ты нормальный человек! И на фиг тебе город? Там же все разучились соображать!

— Копай, копай, — усмехнулся Судских. Похвала льстила.

Срезанной наискосок палочкой товарищ отгребал от стебля землю. Судских уже слышал от него, что корень металла не терпит, копать его надо в пел ости, не повредив ни одного волоска.

— А то, что китайцы да корейцы женьшеневую водку пролают, так то обманка, пеония. И в Канаде корень дерьмовый. и в Китае искусственный. В Приморье с гулькин хрен осталось. Тебе повезло, счастливчик. И я тебе вот что скажу: какой по виду копнем корень, такой по облику и президент у нас будет. Это не шутка. В год сатаны природа много знаков подаст.

— Шутишь?

— Ты слушай, слушай, — не возмущался товарищ. — Я дело говорю. Думаешь, я купил «тойоту»? He-а. у новорусского выспорил запросто. Я говорю, не будет дождя, к вечеру солнышко выйдет, а он аж обсерается, спорит, прогноз, дескать, слушал. Тупой… Но джип отдал честно. Теперь то в баньке косточки погреть наезжает, то за медком, то за арбузиками наведывается. — Копал неторопливо и рассказывал товарищ. — А когда его пулькой продырявили, примчался, еле дотянул, я его выходил. Так что джип авансом был, я им честно владею. Иди погуляй. На копку смотреть нечего, это процесс.

Судских побродил неподалеку, поел лесной малины, послушал пичуг и, различив свист товарища, вернулся.

— Вот наш новый хозяин, — показал он Судских корень. — Кто это, узнаешь?

Мистика или нет, только фигурка показалась удивительно знакомой.

— Не Лебедь, точно.

От корня веяло благородством.

— Соображай, Игореша, думай, — подбадривал товарищ. — Теперь это будет твой амулет.

«А верно сказал, — не сводил с корня глаз Судских. — Где я видел этого человека?.. Генерала в чинах напоминает».

— Ладно, давай. — забрал корень товарищ, стал аккуратно укладывать его в подлуб. — Насмотришься, еще надоест. Тайгу лучше послушай. Ты вот кого из певчих уважаешь? Небось ряженого Киркорова?

— Ни в коем случае! — открестился Судских. — Ободзинского.

— Во! согласился товарищ. — Святой голос был у мужика, и ушел мучеником. Настрадался.

— А ты зачем спрашивал?

— Проверял, сможешь песню тайги услышать. — И без долгих слов пошел ставить метку на сосне.

«Подначивает», — без обиды подумал Судских. Отошел дальше, прислонился к стволу и закрыл глаза.

Видимо, такая завораживающая мелодия парит в сокровенном царстве. Где нет суеты, нет звуков вражды и насилия. Звучит сама по себе и сама себе. Хочешь — слушай, но не мешай. Судских открыл глаза и по-иному увидел кроны сосен, стволы кедров, изумрудный подлесок копуш елочек. С низкой ветви орешника свисала лиана, гроздья лимонника ярились алым цветом, и каждая ягодка излучала сгусток дремлющих звуков.

«Ну, дается! — поймал себя на мысли Судских. — Ведь впервые лес вижу! Вот она, плата за суету…»

И с острой тоской пришло к нему ощущение, что не видеть ему больше этой красоты, не слышать божественной музыки живого и незаметного мира. Кончалось лето, просто уходила сказка непознанной жизни.

— Прибалдел никак? смазал картину приятель. — Чаще наведывайся, себе дороже. Не грусти, Игореша! Помнишь. у Шелли: «…дай до людей мне правду донести: зима пришла, зато весна в пути!» Забылось?

— Забылось…

— А ты не забывай. День в тайге стоит года на асфальте. Пошли. Нам еще обратно часа три топать. Не любишь возращаться? — спросил он, глядя исподлобья.

— С чего ты взял?

— Так показалось. Ты ведь по зодиаку, как помню, Стрелец. Только вперед, вслед за стрелой готов спрыгнуть с тетивы лука, назад пути не любишь.

— Приходилось и возвращаться.

— Загадай: чтоб в последний раз. Тогда жизнь не покажется бесцельно прожитой.

«Подсмеивается», — не ответил Судских.

3 — 18

От предчувствия беды сердце разнилось, и весь полет Судских спрашивал себя: чего он расхандрился, что навеяло это упадническое настроение?