Набат 3

Утром следующего дня Толмачов в глазок разглядывал Свинько. Пациент благодушно взирал перед собой и делал ручкой, как истинный декламатор, хотя вслух ничего не произносил. Шатер из простыни возвышался перед ним в прежних пропорциях, что его не обескураживало: он жил в своем потустороннем мире, а медсестру с санитарами воспринял очень спокойно. Оно и понятно: Диоген даже в бочке Диоген, попади он хоть к любому Толмачеву. Свинько, одним словом, из разряда умственных перешел в разряд умствующих, с царственным жезлом к тому же. Не зря сказало: хреновое дерево в сучок растет. Выросло.

Стоявшему у двери палаты Свинько главврачу охрана в сопровождении ребят из ФСБ доложила о новом пациенте.

«Значит, еще один умствующий, — подумал Толмачев. — Час от часу не легче». — заключил он и отправился в приемный покой.

На полпути к приемному покою его остановил приехавший фээсбэшник и попросил сначала зайти в кабинет.

— Сергей Алексеевич, велено этого пациента держать в особой строгости и должной изоляции, — сказал фээсбэшник. — Персона чрезвычайно опасная для государства. Впрочем, вы вольны делать с ним что хотите. Никакого спроса не будет, — прозрачно ободрил он Толмачева.

— Разберусь, — буркнул Толмачев и вызван Сичкину. — Новому пациенту для начала двойную дозу аминазина, а утром посмотрим, как с ним быть дальше.

…В приемном покое медленно освобождался от и и цивильных одежек Судских под присмотром санитара и медсестры.

Корешок женьшеня он умудрился спрятать на теле и пронести с собой и палату.

1 — 5

После октябрьских событий, когда безмозглый президент по наущению бездарных и трусливых советчиков дал команду палить по Белому дому из танков, жизнь повернулась к Вавакину фасадом, как и напророчила гадалка. Еще один счастливчик по жизни. Он потерял только вельможную приставку — оглы, а приобрел гораздо больше. Четырехкомнатную квартиру в Крылатском со всей мебелью, хорошенькую «вольвушку» — не большенькую, но хорошенькую, — зато на службу его возила крутая «960-я». Еще он имел спет тек, дотации за вредность, ежегодные двухмесячные каникулы и еще, еще массу удовольствий в жидком, твердом и газообразном состояния. Семью он принципиально не вызывал из Анадыря, откуда баллотировался. Зачем в лес дрова таскать? Его жена, диктор тамошнего телевидения — есть и такое, — нужна именно там. а в Москве она потеряется, объяснял ей в немногих письмах Вавакин.

А трое детишек, которых он настрогал в унылые полярные ночи, гордились напой, присылали открытки «во здравие» и самостоятельно пробивались в заполярной жизни.

Сиживая умиротворенно в своем думском кабинете за чашкой чая или стоя у окна в вечерний час. он глядел вниз, где проститутки честно зарабатывали на жизнь, и раздумывал лад ее сущностью. Что, собственно творя, надо, чтобы стать счастливым? Ну, не до крайности — а впору? И сам себе Вавакин отвечал: не надо заниматься проституцией, надо способствовать ее развитию со стороны и зарабатывать на этом. С усмешкой он вспоминал свои потуги в первые голы депутатства, когда он бегал к микрофонам выражать мнение своей фракции или голосовал по наущению главы фракции. Глупые игры, из которых складывается картина об усердии депутатов. Так он осознал, что законов принимается уйма, а толку от них никакого, стало быть, рано или поздно депутатов начнут бить, и очень больно. Только куда податься от кормушки? Уж не в Анадырь ли? Избави Боже… Вот тут-то на жизненном перепутье обратил на него внимание новый спикер, оценил его молчаливость и предложил возглавить группу электронного контроля. Что это такое, он так и не понимал, но судьбоносность решения проявилась сразу: пока новые дурачки надрывались, усердствуя, Вавакин медленно и спокойно толстел. Сбивались блоки и фракции, вздымались и опадали индивидуальности, а вавакинская жизнь текла без напряга. Геморрой от суеты и усердия ему не грозил.

«От тяжелой праци получил разруху в сраци» — так мог похвалиться любой из его прежних сотоварищей. Кто-то вылетел из депутатов и теперь бился за сохранность столичной прописки, кто-то проскочил по списку в новый состав и молю! Бога ежедневно о благополучии Думы. Вавакина это не касалось, прежних заединщнков он обходил стороной и вниманием не жаловал и якшался сугубо с начальством, был доверенным лицом, а это другие корма, другие сауны и бани, где над изъянами тела и ума не посмеиваются, услуги запоминаются, а просчеты записываются.