— Я позабочусь об этом. А ты ступай к Финку. Хозяин усадьбы должен проводить гостя в последний путь.
Она довела Сигурда до дверей в дом колдуна. ступив внутрь, бонд сощурился, привыкая к полутьме, разглядел нескольких человек подле ложа умирающего, невысокую женскую фигуру у очага и согнутую у ее ног рабыню, одетую в простую рубашку, порванную на плече. Стоявшая подле очага женщина обернулась на шум.
До сих пор Сигурд не видел дочери конунга Аль-доги и вдовы ярла Орма Белоголового, которую при-вез на своем корабле Бьерн, зато теперь в слабых бликах пламени она показалась ему удивительно кра-сивой. Кожа невысокой и ладной женщины была све-жа, волосы отливали золотым блеском, а голубые глаза блестели наивностью и верой во что-то хоро-шее, как у невинной девушки.
— Это — Гюда, — шепнула Сигурду колдунья.
— Гюда? — будто повторяя за ней, позвал Финн.
Гюда оттолкнула пришедшую с ней рабыню, ста-раясь не испачкать вышитой золотом юбки, прошла к ложу колдуна, присела на край лавки.
— Ты звал меня?
Она даже не назвала старика по имени. Но тот не обиделся
— Послушай меня, дочь конунга. Не спеши домой, проси ярла отложить поход. Ветряные птицы Нифль-хейма носят тьму над спящей водой. Попроси Бьерна подождать...
Финну было трудно говорить, он задыхался.
Айша потихоньку просочилась в угол, где стояла бочка с водой, зачерпнула ковшом.
Старик больше проливал, чем пил, вода плескала через край ковша, мочила его бороду, рубаху на гру-ди, одеяло. Он взмахнул рукой, и Айша убрала ковш в сторону.
Глядя, как она отжимает влажный край одеяла и вода сбегает по земляному полу в ведущую к двери ка-навку, Гюда брезгливо поморщилась.
— Ты опять принялся пророчествовать, старик!
— Но я говорю правду!
Финн приподнялся, оперся на локти. Мокрая тря-пица соскользнула с его лба, шлепнулась на пол. Гю-да подняла ее двумя пальцами, отбросила прочь.
Лицо старого колдуна вытянулось, омертвело. Голу-бые глаза застыли двумя неподвижными бусинами.
— На китовом пути в страшной буре запоет зверь снасти (
Айша попробовала уложить старика. В последние дни он совсем высох, стал легким, беззащитным, и обычно с ним удавалось легко справиться. Но теперь он вырвался из рук болотной девки.
— По земле потекут кровавые реки, корабли лягут на дно, город на берегу большой реки обратится в куч-ку пепла. Люди будут есть людей, вороны пресытят-ся кровью. Безумие поглотит тебя, а маленькая хви-ти не...
Гюда расхохоталась.
— Ты бредишь, старый болтун! — сквозь смех про-изнесла она. — Я не понимаю, о чем ты говоришь!
— Песня вепрей волн, — шелестел Финн. — Страш-ная последняя песня... Не буди тьму, дочь конунга! Отложи поход, не буди тьму. Может, потом... потом... когда хвити научится жить, а ярл — любить...
Но Гюда уже не слушала. Хохотала, шлепала уни-занными перстнями пальцами по лавке, на которой умирал старик. Сигурду хотелось отвернуться, что-бы не видеть ее ровных белых зубов и не слышать ее смех. Впервые в жизни ему была противна красивая женщина.
Рано утром Финн умер. Когда-то он был безрод-ным рабом, колдуном, в память о таких не ставили памятных камней, однако Тортлав, скальд, пришед-ший с Бьерном, выбил на небольшом валуне корот-кую вису: Позвала Хель
Это и был тот самый дар, который перед уходом в царство Хель решил принять от каупангцев старый колдун.