Набег язычества на рубеже веков

Вот и отпелись весенние грёзы
нашей высокой любви,
Буйные ливни под майские грёзы,
звездных огней миражи,
Шелковых трав на ветру легкий трепет,
мёда густой аромат,
Листьев берёзовых вкрадчивый лепет,
дымный карминный закат,
Бархат холмов и томящая нежность
в завороженности рек,
Пылкая сладость, стыдливая леность
в чутком дрожании век.
Отголосилось, отпелось до срока
матовым жемчугом рос.
Низкое небо. Бесстрастное око.
Горе. Нужда. И погост.

Декабрь, 2000

* * *

Одна, как в монастырской келье,
В святых оковах Бытия.
Пречистой Деве в воскресенье —
Моя убогая свеча.

И память вереском осенним

Томит, тревожит и гнетёт…
Там гиацинт в пылу весеннем
На Крымском берегу цветёт.

Но сквозь метель январской ночи

Мелькнут в короткий миг года,
И вижу в них, как бы воочию,
Твои скорбящие глаза.

Декабрь, 2000

* * *

Приближается звук.

А. Блок

Приближается час
беспощадной суровой разлуки.
Столбенею в ночи,
вспоминая последний твой взгляд,
Наших верных друзей
терпеливые добрые руки,
Над тобою в тот миг
совершавшие скорбный обряд.
И, приняв на себя,
твои смертные, тяжкие муки,
Моя память взметнулась
невидимым горьким крестом,
И в январской метели
ловила малейшие звуки,
И, слагая в строку,
выводила послушным пером.
Приближается час,
леденящий своим полнолуньем.
Провиденье устало
вещать по ночам о судьбе.
А судьба оказалась
лукавой безрадостной лгуньей
И, поникнув лицом,
сострадания ищет к себе.
От нее отвернусь
и застыну в забвенье однажды.
Одиночество, смерть
не отнимут любви у меня.
Сотворю я родник,
утоляющий жгучую жажду,
И по капле раздам,
ничего для себя не храня.
Приближается час.
Собираюсь неспешно в дорогу.
Благодарно прильну
к беззащитной былинке земной.
И неслышный мой шаг,
и лицо, обращенное к Богу,
Осененными будут
последней призывной весной…

13 января 2001 г.

Вспоминая Сергея Борисовича Бураго

А. А. Тахо-Годи

Я не могу похвалиться, что знала Сергея Борисовича долгие годы. Нет, совсем нет. Однако каждая встреча с ним настолько запоминалась, может, из-за близости душевной, что создавалось впечатление давних, многолетних дружеских отношений.

Мне пришлось встречаться с Сергеем Борисовичем уже после кончины Алексея Фёдоровича Лосева. Один, лишь всего один раз была какая-то вполне загадочная встреча (видимо, в середине 70-ых годов, после выхода книги Алексея Фёдоровича «Проблема символа и реалистическое искусство» в 1976 году), на которой я молчаливо присутствовала.