Набег язычества на рубеже веков

А какое неоценимое благо принес науке Сергей Борисович своей издательской деятельностью! Вспоминаю, как он загорелся, узнав, что еще в полном и целостном виде не появился труд А. Ф. Лосева «Проблемы художественного стиля». Не так-то просто было общаться в 90-е годы Москве и Киеву, а ведь необходимо было не только передать рукописи, но еще и пересылать корректуры, править их и снова отсылать с кем-то из надежных людей, искать оказии. Представьте мое удивление, когда в один из снежных морозных дней 1994 г. Сергей Борисович привез из Киева не поездом, а машиной (не избежав многих затруднений) несколько сот экземпляров книги «Проблемы художественного стиля» для распространения в Москве. Книгу расхватали в первую очередь теоретики литературы. Читатели удивились: книга издана в Киеве, да так хорошо, что с Москвой может поспорить.

В нашем доме, где А. Ф. Лосев прожил последние 50 лет своей жизни, уже ощущалась тяжесть капитального ремонта, реконструкции, а по-настоящему – полного разорения. И снова праздник, новая книга, и опять издана в Киеве, который мы так любили, где бывали с Алексеем Федоровичем, и где я в молодости работала в Киевском университете весь учебный 1948–1949 год. Главное же – издана книга с любовью, человеком духовно и душевно близким, издана другом – Сергеем Борисовичем Бураго.

В поисках истины (Идейно-ценностные основания творчества С. Б. Бураго в контексте социокультурных коллизий XX века) [38]

Ю. В. Павленко

1

Более чем полвека назад Н. А. Бердяев констатировал: «Мы живем в эпоху, когда истину не любят и не ищут. Истина все более заменяется пользой и интересом, волей к могуществу. Нелюбовь к истине определяется не только нигилистическим или скептическим к ней отношением, но и подменой ее какой-либо верой и догматическим учением, во имя которого допускается ложь»¹.

«Потрясение истины» было произведено прагматической философией, а также, куда более радикально, К. Марксом и Ф. Ницше. Если прагматизм, начиная с ее основоположников, Ч. С. Пирса и У. Джемса, наиболее адекватно выразивших квинтэссенцию североамериканского меркантильно-делового сознания, поставил понятие истины в зависимость от практической пользы, то марксизм исторически релятивизировал истину, низведя ее до вспомогательной роли орудия классовой борьбы, а Ф. Ницше осознал истину как выражение волевой борьбы за могущество и власть, как относительную ценность, подчиненную цели создания расы сверхлюдей.

При всех различиях между взглядами У. Джемса, К. Маркса и Ф. Ницше, в этих идейных направлениях видим отказ от традиционной для предшествующих эпох интуиции органического единства Истины, Добра (Блага) и Красоты, венчавшихся, по справедливому суждению В. Виндельбанда², понятием праведности или святости, которое синтезировало и, выражаясь гегелевским языком, снимало их в себе.

Идея истины в прагматизме, марксизме и ницшеанстве была подчинена понятию пользы, которое, вместе с тем, по-разному истолковывалось ими. Для первого – это практическая, денежная, корыстная полезность, для второго – в теории польза для «прогрессивного класса», а на практике – интересы партийной номенклатуры, для третьего – польза для «расы господ», а в сущности – такой же, только не «красной», а «красно-коричневой», номенклатуры. В конечном счете, Истина, через утилитарное ее понимание, заквашенное на изрядной дозе лицемерия, оборачивается ложью, и не только в логическом понимании последней, а в самом заурядном вульгарном идеологическом выражении.

Заданный не без иронии Понтием Пилатом вопрос «Что есть истина?» (Ин.: 18, 39) имеет далеко не только умозрительное значение. Вплоть до начавшейся в середине XIX в. нигилистической реакции по отношению к традиционным ценностям христианской цивилизации, основывающейся на античном и ветхозаветном наследии, Истина прочно увязывалась с категориями Добра (Блага) и Красоты.

Эта интуиция пронизывала античный Космос в его гераклидовском, платоновском, аристотелевском или стоическом понимании, библейский мир как Олам, сотворенный Богом и движущийся к поставленной Им цели, Мир Божий древнего и средневекового христианства, представляющей его в виде иерархизированной системы нисходящих от Бога к твари сакральных сущностей, что отражено и в греческой Патристике, и в католическом богословии, в особенности в томизме.

Мировой Логос, ветхозаветный Яхве или трансцендентный Бог апофатического богословия, актуализирующийся через ипостаси Св. Троицы, раскрывается посредством ценностей Истины, Добра (Блага) и Красоты, обретающих, таким образом, абсолютное, вневременное значение – как высшие ценности, а не их исторически преходящие формы и способы выражения.