Набег язычества на рубеже веков

Из этих слов следует, что, сравнивая А. М Добролюбова и Л. Д. Семенова, Блок дает понять: жизнь Семенова ему ближе (вероятно, потому, что представление о старом университетском товарище у Блока определеннее, чем о Добролюбове); что основа сравнения Семенова и Добролюбова – их принципиальный уход из «общества» – сама по себе признается Блоком имеющей право на существование: «есть люди», которые «иначе не могут», и в этом «иначе не могут» выразилась личная отстраненность Блока от подобного типа жизни; что смысл пути Добролюбова и Семенова (в основном Блок говорит о Л. Семенове) он видит в уходе от пошлости «общественной бюрократии»⁶⁵; «никто не дразнит» и, вместе с тем, в обретении успокоения: «никто не спросит ни о чем». Этой жизненной позиции Блок противопоставляет свою: зло не в том, что пользуешься деньгами и житьем, т. е. живешь «в мире», уход – это не «лучшее», уход лишает человека «влияния» на современность, «таким» как Семенов быть нужно лишь скорее всего в смысле решимости собой жертвовать.

Итак, жизненная позиция Леонида Семенова опровергается Блоком необходимостью влияния человека на ход истории⁶⁶. Влияние же писателя должно осуществляться посредством нравственного облика, т. е. и творчеством и жизнью. Этическое и эстетическое начала у писателя должны быть нераздельны.

«Пока же слова остаются словами, жизнь – жизнью, – констатирует Блок в статье «Три вопроса» (1908). – Художник, чтобы быть художником, убивает в себе человека, человек, чтобы жить, отказывается от искусства. Ясно одно: что так больше никто не хочет, что так не должно» (V, 239).

Исходя из этого положения, Блок в статье «О реалистах» (1907) критикует и повесть Семенова «Проклятие»: «Впрочем, над этой революционной в узком смысле литературой пока еще висит какой-то роковой бич, который всех загоняет в слишком узкую клетку. Так, например, жестокие прутья этой клетки чувствуются даже в новом творчестве Леонида Семенова – писателя, который имеет в прошлом хорошую драму «Около тайны» (напечатанную в «Новом пути» – май 1903 г.) и интересную книгу стихов. Рассказ Семенова «Проклятье» (в журнале «Трудовой путь» № 3 этого года) потрясает и отличается во многом от сотни подобных же описаний правительственных зверств, но отличается от них более в чисто описательной части. Что же сверх того – показывает только еще раз, что трудно «служить богу и маммоне», хранить верность жизни и искусству» (V, 114).

Размышления об отношении искусства к жизни и жизненной деятельности на протяжении многих лет не оставляли и Семенова, и Блок, решение каждым из них этого вопроса многое определило в их судьбах.

«Мы очень легки и быстры на бумаге, – пишет в своих «Листках» Л. Д. Семенов. – На бумаге мы можем сочинить все, что угодно, бумага все терпит. На бумаге мы расписываем и планы переворотов, и сверхчеловеков, и целые системы религий, и спешим обогнать друг друга, побить рекорд, потому что и наше писательство подвержено закону конкуренции. Этот страшный закон господствует во всем этом страшном мире… Законы конкуренции буржуазного мира царствуют и в писательской братии. И кто из них искренен? И вот еще почему ненавижу я свое писание, потому что оно отдаляет от меня свет, приближает к мертвой, пустой работе. Писание – это окостенение всего живого… Я чувствую, каким становлюсь мертвым, холодным к людям, когда пишу, потому что тут огненная лава, которая есть в душе, стынет и превращается в готовые камешки, которые очень красивы, но которые годны только для игры и украшений… Писать – это значит – не верить живому делу….»⁶⁷. После этого Леонид Семенов навсегда уходит из литературы.

Александр Блок в 1908 году, решая проблему интеллигенции и народа, писал о необходимости интеллигенции «понимать Толстого», т. е. Толстого последнего периода жизни (V, 677). А Семенов, ушедший «к земле» и считавший себя «толстовцем», оказался именно тем интеллигентом, который «понял Толстого». И Блок постоянно и пристально следит за жизнью Семенова. У него ведь более, чем у кого-либо, возникли и стремительно разрешились «вопросы о проклятии искусства, о возвращении к жизни», об общественном служении» («О современном состоянии русского символизма», 1910, V, 431). Но уже к 1911 году у Блока твердо складывается диалектическое «сознание нераздельности и неслиянности искусства, жизни и политики». «Именно трагическое веяние преобладало: трагическое сознание неслиянности и нераздельности всего – противоречий непримиримых и требовавших примирения» (III, 296).