— Роман Александрович! — позвала его Кира. — Завтрак готов, просыпайтесь уже!
— Он сам не свой сегодня, все утро лежит и в потолок смотрит, — произнес Дарьян.
— А ты бы по-другому себя вел, дружище, если бы понял, что совершил такую оплошность, из-за которой могут погибнуть люди? — спросил Эдкевич.
— Эй, друг, — вмешалась Кира, — не говори о смерти, у нас столько впечатлительных морд здесь… К тому же рядом царь некрополя сидит, дремлет в ожидании нового клиента.
Лея заплакала.
— Сама не лучше фразочку произнесла, — фыркнул Эдкевич.
— Хватит, ребята! Не будем нагнетать, а то сейчас опять пойдут разговоры про Лоа Лакроа, сонную пустошь, Кикимору и прочую нечисть… — попросила Элина.
— Он еще недавно бонусную карту на свои услуги предлагал… — вспомнил Эдкевич.
— Действительно, хватит о смерти — угнетает, — твердо сказал Дарьян.
— Если я выберусь, то прибью его… и его и прокуроршу прибью, — ворчала Юля.
— У тебя мало шансов. Максимум, кого ты сможешь прибить, это будет паук. Хотя…. И с ним, думаю, неудачный будет удар, — усмехнулась Кира.
— С такими штуками, думаю, следующим привидением этого леса точно станешь ты, — зарычала Юля на Киру.
Кира поставила миску на землю, хрустнула руками и привстала с места.
— Девочки, давайте никто из нас не будет становиться привидением и другом Лоа Лакроа, — Элина встала между Юлей и Кирой.
— Кто такой этот Лоа Лакроа? Вы ни в первый раз его упоминаете! — поинтересовалась Лея.
Девушки разошлись в стороны.
— Ты где была, красавица? — спросил Эдкевич. — Это тот, из-за кого мы убежали с сонной пустоши!
И он повторил вкратце легенду, выдав версию о том, что туристы так и будут пропадать на сонных пустошах, пока привидение не найдет там свою возлюбленную и не успокоится.
— Мы ходили с Олегом Уюковичем, и ничего не слышали, — вытерла слезы Лея, высморкалась в платочек с цветочками.
— Ты чего плачешь? — удивился Эдкевич.
— Жалко их, очень, — опустила голову Лея, — с любовью всегда так. С настоящими искренними чувствами никогда не бывает просто, их либо смерть уничтожает, либо безответственность, — Лея злобно посмотрела на Тощего, — либо неверность возлюбленного.
— Так все, подруга, хватит, ты сейчас испепелишь его, — обняла ее Элина.
— Не было ничего! — пропел Тощий.
— Послушай своего ненаглядного… — буркнула Юля. В нее тут же прилетела тарелка с кашей. Тарелка упала, каша осталась на голове. \
Юля вспыхнула, подскочила и завопила:
— Ты совсем с ума сошла что ли!?
— А нечего на чужих парней шупальца свои закидывать, — отрезала Лея и продолжила рыдать.
— Так все, остановились! — поднялась с места Кира. — Буренка, иди, умойся! А ты, ревнивица ненормальная, прекрати едой разбрасываться, скоро её у нас совсем не будет. Как и посудой! Сковородку уж помяла, сейчас и без тарелки останешься. Буренка итак вместе с Тощим без серого вещества в голове родилась, так ты еще и последние мозги у неё выжигаешь, — усмехнулась Кира.
— Эй, я все слышу! — обиделся Тощий.
— Сказала бы я, кто вы все… — Юля махнула рукой и пошла к ручью.
Лея взяла в руки кружку с травяным чаем, сделала глоток, глубоко вздохнула и немного успокоилась:
— Интересно, если привидение Лакроа действительно существует, можем ли мы ему как-то помочь?
— Эй, ты чего! Это же просто легенда! — сказал Эдкевич.
— Легенда, из-за которой все в панике с поляны убежали? — спросила Лея.
— Аргумент… — согласился Эдкевич. — Но ты пойми, он не существует, тот злобный призрак, из — за которого на пустошах в тумане пропадают люди! — попытался убедить девушку Эдкевич.
— Сомневаюсь, Сережа, что он злобный. При жизни — доброе, любящее сердце. Он, вопреки опасности, отправился спасать возлюбленную… Считаю, что даже его дух, хоть и охваченный тоской по любимой, не способен причинять боль другим людям, — улыбнулась Лея, не переставая при этом плакать.
— Святая женщина, даже в призраках добро стараешься разглядеть, — улыбнулся Эдкевич.
— Ну… по сути, на пустыре в туман сложно не потеряться, так почему же это сразу некий Лоа души похищает? — поддержала беседу Кира.
Эдквич не ответил, просто пожал плечами.
Дарьян затянулся сигаретрй — Могильников приоткрыл глаза. Сразу, как только почувствовал, что сын снова вдыхает эту, как он выразился про себя, «дрянь».
— Раньше всех сгину я, чувствую. Сигареты кончаются по воле Могильникова. Ведь это он выбросил почти полную пачку в костер. Хорошо хотьо, я заначку нашёл в рюкзаке. Когда нервничаю, много курить начинаю.
— И давно ты травишь себя? — спросила Элина, которая, наконец, сама села завтракать.
— С шестнадцати, уже привык. Однако, если честно, рад был бы отцовскому ремню — не начал бы курить тогда. Нервничал — курил… Потом нервничал от того, что курил — начинал много есть. Теперь я курящий «пухляш» — констатировал Дарьян и снова затянулся. — Но мне все равно, кто и что думает обо мне. Живу — как хочу!