Наблюдатель

Все еще надеясь любезностью преодолеть неловкость, я глупо спросила:

– Ты ведь выросла в Кембридже, верно?

От необходимости продолжать бессмысленный разговор спас Майкл, вышедший меня поприветствовать.

– Лия, – произнес он. – В кои-то веки вы пришли не на десять минут раньше! Что вас задержало?

Он что, замечал мое всегда преждевременное появление у своей двери? Я объяснила, что задержал меня Лео.

– А, этот старый ворчун? Ишь ты, со мной даже не здоровается – а ведь я потратил кучу денег на какую-то книжку о Вальтере Гропиусе для вот этой вот, – он кивнул в сторону дочери.

– Одно дело ты, пап, и совсем другое – молодая девушка, – парировала Кларисса. – Старые белые французы – худшие извращенцы на всем земном шаре.

И не успела я возразить, как она вдруг повернулась ко мне – и я впервые уловила в ее глазах слабый намек на женскую солидарность:

– Нет, серьезно, меня от него спасло только незнание французского. Однажды он предложил мне поднести чемодан. В Лондоне такого уже не увидишь!

Ужин прошел в довольно странной обстановке. Ощущение дискомфорта усугублялось тем, что застольную беседу поддерживали только мы с Анной на фоне едва ли не полного молчания отца и дочери. Анна изо всех сил пыталась вовлечь в разговор и их, но Майкл отвечал односложно, а Кларисса и вовсе ее игнорировала. Время от времени она обращалась ко мне, пряча за ослепительной, обезоруживающей улыбкой довольно вялые попытки уколоть («По-моему, ты большая молодец, что не гонишься за карьерой» или даже «В конце концов, для кого-то Лондон просто слишком суматошный»). Но больше всего мне понравилось вот такое ее заявление: «Как же я завидую тому, что ты работаешь в кафе! Вот бы и мне такую ненапряжную работку – чтобы отключить мозг и сосредоточиться на том, чем по-настоящему хочется заниматься!» Правда, я не спросила ее, чем именно.

Лишь когда мы вдвоем мыли посуду в маленькой кухне, Кларисса проявила ко мне капельку тепла и искреннего интереса.

– А теперь ты куда? – тихо спросила она, допивая остатки вина из бокала. – Мне нужно отсюда свалить: Анна жутко бесит!

Надо было соображать быстрее. Завтрашний день обещал подъем в семь утра, так что самое захватывающее занятие, что я могла себе позволить, – это поехать домой и полистать ленту в соцсетях. Вот только Кларисса, похоже, воскресила во мне восемнадцатилетнюю девчонку, которой теперь отчаянно хотелось выкинуть какой-нибудь фортель, достаточно крутой, чтобы произвести на нее впечатление.

– Не знаю, – пожала я плечами. – Мне завтра рано вставать. Мои друзья устраивают у себя тусу, но я сама, честно говоря, не…

– Отлично! – обрадовалась она. – Погнали. Не то я в этой квартире сдохну. – И, очевидно, заметив выражение моего лица, добавила: – Не бойся, мои не обидятся: Анна будет только рада, что мы поладили, а отцу вообще пофиг.

Я отчаянно искала отговорку. Упомянутых друзей вряд ли можно было считать подходящим вариантом. На самом деле там была ровно одна подруга – Саломе, (ее-то я, между прочим, и променяла на этот самый ужин), а устраивал вечеринку парень, с которым у меня однажды случилась короткая, но весьма ударившая по самооценке интрижка.

– Не могу же я оставить здесь велик – мне утром на работу.

– Ой, да ладно! – отмахнулась она. – Ну приедешь на метро да заберешь его!

Мне очень хотелось найти в себе силы воспротивиться – но становилось понятно, что в конечном счете придется согласиться.

– И еще это очень далеко, – я сделала последнюю попытку. – Они живут на том старом складе, в Обервилье, за bord périphérique[47].

– Да ведь Париж крошечный! – решительно отвечала она. – Тут вообще все близко.

* * *

Это был мой второй звонок Саломе.

– Юго говорит, что сейчас за вами приедет. Ждите его там! Вы ведь у заправки, да?

Сойдя с поезда, мы уже полчаса как бродили по окраине, похожей на антиутопическую промзону: тут и там мерцают дешевые неоновые вывески chickin и tabac, невзрачные терраски под выгоревшими на солнце бордовыми тентами, пластиковые стулья и реклама прохладительных напитков; мужчины молча курят, играют в лото и смотрят бесконечные футбольные матчи с почти выключенным звуком.

– Выходит, это парижский аналог Детфорда? – спросила Кларисса.

– Почти, – ответила я, мечтая, чтобы поскорее приехал Юго и мы перестали бы так громко говорить по-английски. На нас и без того уже пялился, жуя жевательную резинку и ухмыляясь во весь рот, мужик с бензоколонки. Время от времени он произносил пару слов на ломаном английском с сильным акцентом: beauty girls[48], или how are you[49], или, что еще обиднее, oh my God![50] Я вежливо кивала, медленно закипая изнутри.

Наконец приехал Юго – невыносимо привлекательный на своем стареньком синем велике. С нашей последней встречи он успел побриться наголо, но благодаря своему типично галльскому лицу – оливковая кожа, полные губы, квадратная челюсть – выглядел еще сексуальнее.

– Леа́! – крикнул он, элегантно встав на одну педаль. – Ты просто обязана купить велосипед!

«Да уж, – подумала я, – похоже, надо запастись терпением».