Наблюдатель

Через несколько дней у него вдруг появилось свободное время. Никто не подходил с проверкой каждые тридцать минут, стали давать гораздо меньше указаний, и он понял, что пришла пора других срочников, на плечи которых теперь было свалено все то, чем он и поступившие с ним в одно время срочники занимались раньше. С одной стороны, это стало отдушиной, и он теперь мог заниматься, чем хотел. С другой – это стало проблемой, потому что заниматься он ничем особо не хотел. Да и что можно делать в армии в свободное время? Разве что курить и говорить с сослуживцами о воле, или обмениваться с ними всякими байками. Но друзей он там так и не завел и был одинок среди уже успевших разбиться по группам ребят. Лишь иногда полковник Волков приказывал ему явиться, отвлекая на пять-десять минут, но то, что происходило между ними после, нормальным разговором назвать точно нельзя было – Волков только орал на него, а Троицкий отмалчивался. Поэтому он совсем один садился у окна и смотрел на неторопливо сменяемый временем вид, брал записную книжку с ручкой и рисовал грубые наброски.

Внезапно его одиночество оборвалось случайным знакомством с таким же молодым срочником, которого звали Николай Приходько. И они бы ни за что не сблизились, если бы не обстановка, при которой Троицкий увидел Приходько: он лежал в подсобке, рядом со старыми, засохшими швабрами, с выходившим изо рта дымом и косяком меж пальцев. Приходько медленно поднял покрасневшие глаза на Дмитрия, но его обмякшее лицо осталось таким же блаженным и немного глупым, лишь приподнялись уголки губ, выпуская небольшой смешок. Затем он напрягся и попытался встать, но в середине движения как будто передумал и сел обратно. Дмитрий покачал головой, кинул тряпку на пол рядом со швабрами и захлопнул за собой дверь.

Обед был как всегда пресным, местные «повара» никогда не добавляли в еду ни соли, ни перца, ни уж тем более сахара. Дмитрий безразлично дожевывал кусок черствого хлеба, когда к нему подсел Приходько. Он огляделся по сторонам, потом взволнованно повернулся к Троицкому и спросил:

– Ты никому не рассказывал?

Дмитрий безмолвно покачал головой.

– Ну… Хорошо! – выдохнул Николай, после чего замолчал, принимаясь ковыряться вилкой в своей тарелке.

Он явно хотел сказать что-нибудь еще, как-то расположить к себе собеседника, чтобы тот точно не сдал его, ведь гораздо легче доложить на незнакомца, нежели на приятеля, но никаких слов найти так и не смог. Он поднес ко рту ложку с супом, но тут ему в голову пришла идея, и он отодвинул ложку от лица и спросил:

– Хочешь тоже?

– М-м… – замялся Дмитрий.

Он тут же подумал о том, какой это риск, курить траву в России, тем более в армии. Но он вспомнил, как школьные знакомые рассказывали, какие непередаваемые ощущения испытывает человек под кайфом, какие необычные вещи он видит, и вспомнил, как ему тогда захотелось того же. И он бы наверняка согласился, если бы ему кто-нибудь предложил заняться этим раньше. Но здесь, в армии… Это был слишком большой риск.

– Она не сильная, – сказал Николай. – Какие-нибудь полчаса – и эффект спадет. И по виду ничего не скажешь. Я уже три раза курил. Как видишь, все в порядке!

– Ладно, можно, – принял решение молодой Троицкий.

– Тогда скоро. У меня пока нет… Скоро появится.

Приходько улыбнулся покрытыми желтоватым налетом зубами.

Николай Приходько был выходцем из самых низов. У него не было отца, мать жила на пособие, а сам он не доучился и до девятого класса, вынужденный искать работу в совершенно разных местах – от грузчика до курьера в цветочном магазине. Казалось, что для него армия может стать возможностью жить бесплатно целый год и отдохнуть от по-настоящему тяжелой жизни, но сам он, негодуя, говорил так:

– Только я наметил, чем буду заниматься, меня тут же забрали в это сраное место!

– Что ты наметил? – спрашивал Дмитрий, со скуки выслушивавший нового знакомого, впрочем, все равно без особого интереса.

– Изучать компьютеры. Может, я смог бы устроиться куда-нибудь, чинить технику. Там я бы смог подучиться, а потом попал бы в современный офис, где поглядывал бы, как работают за компьютерами. А потом, глядишь, я б и сам за него мог сесть.

– Тебе такое нравится?

– Нравится, не нравится… Откуда я знаю? Я даже точно не уверен, как они выглядят, только в журналах видел. Я нищий, а моя мать наркоманка, поэтому мне нравятся деньги. И нетрудно догадаться, что с работой за компьютерами их можно неплохо зарабатывать.

Он всегда был чересчур откровенен, чем часто отталкивал от себя людей, хотя и вызывал жалость. Но он не был человеком, который старался развести людей на чувства, чтобы они стали к нему лучше относиться. Всего лишь говорил то, что думал.

– На гашиш у тебя хватает, – заметил Троицкий.