Наблюдатель. Фантастическая правда, или Второе пришествие Христа

Каиафа поднял руку, призывая старейшин к тишине:

– Игемон, разве тебя не убеждает сам факт прихода всего синедриона к тебе с просьбой поддержать наше решение? И в такой, как справедливо отметил ты, день! Уж если бы дело не касалось безопасности Рима и нашего Отечества, мы ограничились бы своими средствами.

– Если так, – раздраженно заметил Пилат, догадываясь, что Каиафа заманивает его в сеть, – если вы желаете, чтобы я осудил этого человека без исследования дела, то к чему мое участие? Судите сами и наказываете сами по вашему закону. Я не хочу ввязываться в ваши дела.

– Преступление его требует смертной казни, а нам нельзя предавать смерти без твоего согласия! – раздались из посольства голоса.

– Итак, вы требуете от меня согласия предать этого человека смерти, но при этом не хотите сказать, за что именно вы осудили его на смерть? Что он сделал?

– Он выдает себя за Мессию, Царя Израильского! – раздались со всех сторон голоса. – Он называет себя Сыном Божьим!

Пилат рассмеялся. И долго не мог остановиться.

– Что же вас не устраивает в нем? Оденьте в роскошные одежды, примет ванну, и чем вам не царь? – Каиафа едва сдерживал порыв гнева. – Ну, хорошо, хорошо, – миролюбиво обратился Пилат к первосвященнику. – Я спрошу его, царь ли он и какие у него есть доказательства. Итак, – он повернулся к Иисусу. – Царь ли ты Иудейский?

Меньше всего Пилат ожидал, что невзрачный узник в поношенной донельзя одежде признает себя царем. Ибо не мог же обвиняемый не знать: признание себя царем означало претензию на место самого императора. Не ожидали такого признания и старейшины, готовые уже смириться с тем, что у них вряд ли что-то выйдет, что сию же минуту смутьян отвергнет свои притязания на трон царя и получит свободу, после чего с новыми силами продолжит борьбу с синедрионом. И вдруг спокойный, твердый ответ арестанта: «Да, я – Царь». Пилат, удивленный, даже растерянный, уперся взглядом в глаза узника. И что-то увидел в них. И это насторожило его. Затем явственно услышал предупреждение незримого существа: «Будь осторожен!»

Всадник не очень-то верил в римских богов, еще меньше в богов других народов. Когда-то он, как и многие юноши из элитных семей, увлекался философией, участвовал в диспутах стоиков, во время которых боги уступали место разуму. Но сейчас… Сейчас он почему-то испытал страх. Неожиданно, из недр души вытекло нечто, что предупредило его: а что, если этот оборванец и впрямь посланник Бога? Что станет с ним, Понтием Пилатом, если он осудит праведника не по правде и закону, а лишь в угоду собравшимся здесь паукам, высасывающими соки из своих же соотечественников? И откуда (а, может, от кого?) у этого тщедушного человечка такая уверенность, спокойствие, твердость, такое пренебрежение к собственной судьбе?

– Разве ты не понимаешь, что твоя жизнь в моих руках? – склонившись к Иисусу, тихо промолвил правитель в надежде, что обвиняемый образумится и подумает о себе. – Будь осторожен.

Иисус улыбнулся:

– Спасибо, игемон, но все предопределено. И не преувеличивай своих возможностей: ни один волос не упадет с головы без воли того, кто предопределяет.

– Иди за мной, – приказал Пилат, окончательно заинтригованный и одновременно испытывающий смутную тревогу. – Я обязан допросить представленного вами человека и выслушать его объяснения, – обратился он к Каиафе. – Ты можешь присутствовать при этом.

Каиафа не двинулся с места, ибо внутреннее помещение претории, разумеется, не стало «чище». Пилат рассчитывал на это. Он сел в кресло и подождав, когда секретарь по его требованию покинет комнату, предложил узнику сесть на стул в пяти-семи метрах от себя.

– Я вновь благодарю тебя, игемон. Но я постою, как и положено обвиняемому, – отказался Иисус. – Разве только дашь команду развязать мне руки? Затекли… Я безопасен, игемон.

– Эй, кто тут? – рявкнул Пилат. – Вбежал охранник, а вслед за ним секретарь. – Ты, недоносок, обратился он к воину. – Развяжи ему руки и свяжи этому олуху, – показал на секретаря. – Итак, повторяю: царь ли ты Иудейский? – вновь обратился к узнику. – Не торопись с ответом. Подумай.

Иисус с легкой усмешкой взглянул на правителя:

– От себя ли ты говоришь эти слова или мои обвинители так сказали обо мне?

Пилат с долей брезгливости хмыкнул:

– Разве я иудей, чтобы вмешиваться в ваши предрассудки, коими завалены ваши головы и нарушения коих ставят тебе в вину? Первосвященники предали тебя на мой суд и обвиняют в присвоении имени царя. Какой повод ты дал им думать, что ты ищешь царства?

– Царство мое не есть земное царство, которого ожидают иудеи. И оно совершенно безопасно для Рима.

– Что ж, это уже хорошо, – усмехнулся Пилат. – Скажи, однако, в каких краях находится твое царство? В свое время я изучал географию и наверняка вспомню, если ты назовешь его.

– Я пришел в мир для того, чтобы свидетельствовать истину. Кому она дорога, кто ищет ее, послушает гласа моего. В том мое царство и мое назначение.

– Что есть истина, философ? – вздохнул Пилат. – Да и опасно искать истину, если ищешь ее вне политики.

– Истина приходит с неба.