Набоковская Европа

И листья, как люди,
Друг с другом так схожи,
Но, всё же, неповторимы.
А ветер, что листья доводит до дрожи,
И судьбы листает незримо.

В глазах отражается,

Падая, небо,
А в судьбах – летящее время… И, даже кривляясь толпе
На потребу,
Шут пляшет, Сгорая со всеми.

«Кажется игрушечным кораблик…»

Кажется игрушечным кораблик,
Озеро – картиной акварельной.
Я учусь не наступать на грабли,
Только это – разговор отдельный.
Безмятежность нежного пейзажа
Кажется обманчиво-тревожной.
Я смотрю, я радуюсь, и даже
Верю: невозможное – возможно.

Алексей Филимонов [11]

Венок Набокову-Сирину ПРЕДВЕРИЕ

Памяти В. Набокова

Перед тем, как бабочкою стать,
я лежу, и кокон душно-сладкий
обвивается вокруг тетрадки —
не пошевелиться мне, не встать.

Золотистого луча дождусь,

чтоб уже не слухом и не зреньем,
но глухонемым стихотвореньем
в белизне слепящей растворюсь.

Здесь черта. И чутким хоботком

я во сне нащупаю удары
з д е с ь, где в сердце брызжет сок янтарный —
и проснусь, неведеньем влеком.

30 сентября 1995

«Карта Петербурга расцветает…»

И вот ведут меня к оврагу…

В. Сирин

Карта Петербурга расцветает
красками столетий и времён.
Пролетает искренняя стая,
над домами простирая звон.

Оживают реки и каналы,

суетою полнятся мосты.
Поезда отходят от вокзалов,
корабли приходят из мечты.

Город мой – потёртая бумага.

положу его письмом в конверт.
Адрес: – Беспредельность. Дно оврага.
Снег запорошит немой ответ.

6 ноября 1998

На Родине

И – всякой яви совершеннее —

Сон о родной стране

В. Набоков

Как будто вернуться на родину летом
Нам выпало. Нива густая шумит.
– А как вы вернулись?
– Ни слова об этом.
Колышется время, и тает зенит.

Когда мы вернулись в родное именье,

то местоименьем цвела тишина —
холодные струны, и звёзд озаренье,
и запах сирени, сводящей с ума.

Черёмухи запах, жасмина, левкоя,

и горький букет недосказанных слов…
А небо в России, как встарь, грозовое,
и слышится уханье каторжных сов.

Молчание нивы – густое молчанье:

зерно отдаёт себя небу и льну.
Дозволь мне земли успокоить дыханье —
я к травам её напоследок прильну…

Начало века

Как манускрипт начала века,
листаю город по ночам.
О Питер! призрачный и блеклый,
ты свет невидимый – очам!

В себя вобравший даль пространства,

ты долу опускаешь нить, —
распутывать клубок бесстрастный
и в небо тайно уходить.

Окутан ширмою зеркальной,

ты отражаешь города,
чьи души ночью, в час печальный,
сквозь сон слетаются с ю д а.

Где кони стынут в отдаленье,

и в небо смотрится река,
и грань меж нею и забвеньем
небесным – зыбка и тонка…

12 октября 1997

Тропа Набокова

Альпийское нечто…

Набоков. «Парижская поэма»