Набоковская Европа

Тропа скользнула, как змея,
и небо грянуло лавиной.
Мелькнули будто исполины
в лазури, где исчезло «я».

Лежал он близ тропы войны.

Сачок безмолвствовал, потерян.
И Ангел, что остался верен,
взошёл к нему из глубины.

И опрокинут, как Иов,

пред звоном вечной вертикали,
следил зрачками за стихами
средь беззаконных облаков…

Набоков – ласточка?

Запомнишь вон ласточку ту?

Ф. Годунов-Чердынцев. «Дар»

Над вечереющим прудом…

А. Фет. «Ласточки»

Он вспомнил Фета над прудом —
в крылах мелькнувших различая
мерцавшей клинописи дом —
Египта слово – иль Китая?

И в клюве веточка – венок —

в гнездо крылатому поэту.
Запомни ласточку, как Бог
тебе помог запомнить эту…

Подле Лауры [12]

– Что делать мне теперь

повеса, дьявол? – Лаура.

А. Пушкин, «Каменный гость».

Лаура во плоти? Помилуй, Слово!
На карточках мерцают письмена,
как бабочки, что оживают снова
от запредельного чужого сна.

Сплетая ткань прозрений и наитий,

заминок нет в письме на свете том.
Судьба шагнет в иллюзию событий,
верстая неразгаданности том.

Огонь незримый, подбираясь к платью,

дарует жизнь, прозренье и тоску.
О, как телесны книжные объятья,
переплавляя будущность в строку.

Лаура, боль, любовь, предвоплощенье

бессмертия – там, в белых облаках
мерцает одиночество прощенья,
еще не растворенное в веках.

Глина Оредежи

..Мое ль безумие бормочет

твоя ли музыка растет…

В. Набоков. «Дар»

1.

Из этой глины вылеплен Адам,
и обожжен известием бездонным
о жертве Богу и другим богам,
под пологом лесным, сине-зеленым.

И остужен каленым родником,

несущим свет и тающее слово.
Сюда Набоков приходил тайком —
еще не Сирин, – к бабочкам лиловым.

2.

Плотина в жгут затягивает реку,
чтоб выпростать отчаянный поток.
Над Оредежью приоткрыто веко,
и чуть слезится в мареве зрачок.
Пещерный житель горних лабиринтов,
он смотрит, как лобзают облака
сквозные души снов полузабытых, —
и видит нас, идущих сквозь века…

3.

Хозяин спит, и пустотой надмирной
объяты высь, и дом, и немота.
Бездомность он оправдывает Лирой,
манящей нескончаемо, как та,
что тронула неведомая Муза
вот здесь – близ неоттаявшей стены.

Зола и прах. И пепел. И обуза —

земные, нескончаемые сны.

4.

Прощаемся с мечтой и укоризной
близ Склепа, отступившего на дно.
Прощаемся с любовью и отчизной,
которой быть собою суждено.

А Оредежь все так же виновато

мерцает, и в тени былой Парнас
о чем-то шепчет. И душа крылата,
как сиринская, вспыхнувшая в нас.

Опыт