Набоковская Европа

«Когда б Набоков не уехал…»

Когда б Набоков не уехал
Не пересек границу снов,
Он Сирина являлся б эхом
В стране, где на любви засов.

Он проживал бы в коммуналке,

Как наш набоковед Е.Б.,
И мылся летом бы в Фонтанке,
Подобно разной голытьбе.

Вблизи заброшенных имений

Грибы для супа собирал.
Его непокорённый гений
Там слиться б с пушкинским желал.

О чем писал бы он романы

Под веденьем НКВД?
Свидетель яви безымянный,
Попутчик хрустнувшей звезде.

Не стал всемирно знаменитым,

Мы не читали бы его
Защиты Лужина, Лолиты,
Лауры, Машеньки, всего.

Изгнание необратимо,

Набоков заслужил покой.
Его двойник живёт незримо
В полуподвале на Морской.

Одари

Поэзия и проза
слились в романе «Дар»:
торжественная роза,
пленительный удар.

Дуэль почти возможна,

с литературой, и
туда, где невозможно
быть явственным – смотри!

Услышь единый голос,

и с Федором вдвоем
виденья тонкий волос
ведет за окоем.

Туманности и тени,

незримый фимиам
даруют сновиденье,
ниспосланное нам!

Сиринодар

Набоков вернулся нежданно,
но были и вправду волхвы,
которые Сирина тайну
несли от Морской – до Невы.

И словно письмо отпускали

в бутылке земного вина.
И в бездне его окликали,
не зная, в чем слова вина.

Мерцанье его вдохновений

средь белых ночей в вышине.
И города горние тени
воскреснут в набоковском сне.

«Набоковский заветный Петербург…»

Набоковский заветный Петербург
То адом раскрывается, то раем,
Там фонарей сиреневый испуг
За прозвеневшим в сумерках трамваем.

За краем Гумилева ждал расстрел,

Набокова – дальнейшее изгнанье,
Он так мечтал вернуться – не успел,
Героев отправляя на закланье,

Иль на разведку – к родине своей,

Где Лужина он помнит ненароком
На фоне запрокинутых ветвей,
Колеблющихся в зареве высоком.

На Север отправляется багаж,

Где птица Сирин? В небесах изгнанья
Ей воздух преградил крылатый страж,
Не принимающий стихов и оправданья.

21 апреля 2017 г.

Тропинка к Набокову Посвящается Надежде ван Иттерсум и Брюсу Р. Ф. Смиту.

Вот это Батово.

Вот это Рожествено.

Набоков, «Серого Севера».