— Извините, Иван Иваныч, — сказала она, ясно глядя начальнику прямо в глаза. — Я пошла и пожаловалась на вас, потому что надо же что-нибудь с этим поделать? Вы на меня не сердитесь, Иван Иваныч?
— Да нет, ради Бога! — отвечал начальник в том же тоне. — Даже спасибо. Скорее решат.
«Не нужно раздражаться по пустякам, — думал начальник. — Но даже можно и раздражаться — только чтоб было это естественно и с талантом».
— Вот наш директор... — сказал он Михельсону совсем невпопад и опять подумал о директоре.
— Да, директор... — сказал Михельсон, потому что он понял.
— Он бы, директор... — опять не докончил начальник.
— Да! — подтвердил Михельсон, думая точно про то же.
«Хорошо подчиняться достойному человеку!» — подумал начальник.
«Мне только дали бы что почитать, я по натуре на редкость почтительный», — пронеслось у начальника совсем уже сокрыто, а потом он поспешно засел за дела.
6. В МОСКВУ; В МОСКВУ!
На столе непрерывно звонил телефон. Звонки были разные — от диспетчера и главного инженера, из завкома о премии для рабочих, из БРИЗа.
Позвонила женщина из проходной и сказала, что она жена автоматчика Соколова.
— Да, — сказал начальник. — Я слушаю.
И послушал.
— Как же это так, — сказала жена Соколова, — мужчина в заводе шестьдесят рублей заработал за месяц? Да таких и заработков не бывает. Что я — дура?
Начальник ей объяснил, что на этом участке в прошлый месяц случился простой: не хватило деталей.
— А вообще у нас заработок для рабочего выше, чем в других, аналогичных цехах! — похвалился начальник.
— Как же это простой? — удивилась жена. — Он мне вроде говорил, а я подумала, врет. Да разве так можно? Или вас за это никто не ругает?
«Как бы ей объяснить?» — затруднился начальник. Если бы им отдали участок штамповки, он уверен — простои бы сократились. Но разве женщине скажешь об этом? Что она, женщина, может понять, — что поймет в производственной сложности, если просто хозяйничает у себя на дому?
— Как же это так? — не унималась в телефоне Соколова. — Да таких-то и заработков мужских быть не может. Я и сама тогда столько-то заработаю. Для чего нам, женщинам, тогда в семье мужчина?
«И правда, для чего?» — подумал начальник. Начальник расстроился.
Потом зашла посоветоваться Мария Ивановна.
— Я по жилью. Может, после зайти? — спросила она, постеснявшись, что помешала. Просить о себе ей казалось неловко.
— Нет, отчего же, не все ли равно? — возразил ей начальник. Она рассказала.
Дело заключалось в том, что пока еще точно никому не известно, но она уже слышала, что ей жилья не дадут, хотя она была в списках от цеха, а дадут председателю их цехкома, которому нужно, да не так все ж, как ей.
— Он и на очереди, помнится, не стоял? — подивился начальник.
— Что же делать, — сказала Мария Ивановна. — Да чего же, я не против, пусть дают людям, токо дайте и мне. Я же своего прошу.
— А ему, значит, дали? — повторил начальник, как будто спросил, думая при этом о своем. Вот куда он сегодня, должно быть, и ездил! «Маленький цех, — в этом, ясно, все дело! Так бы дали и ему, и хватило бы ей, а на маленький цех положили в этот раз одну квартиру — и довольно. Да, все дело, конечно же, в этом, тут единственный путь: поскорей укрупняться».
— Да ведь он профсоюз, он там ближе, его и виднее, — отвечала тем временем Мария Ивановна.
«Ну да, — подумал начальник без всякого возмущения, вдруг с открывшимся интересом, как-то так, будто это и быть по-другому не может; подумал откуда-то вдруг по-крестьянски. — Он, конечно, виднее, чем мы тут, в цехах. Он у них бывает все время, заменяет при случае члена завкома. Да и в город он съездит, замолвит словцо. Ну, ничего, им дадут, а потом и сюда».
— Я поговорю, — сказал он все-таки Марии Ивановне, зная, что, точно, он о ней поговорит. — Я с директором поговорю, уж я не забуду, а директор у нас справедливый, он этого не допустит.
— Он справедливый, это верно, я с ним еще в третьем цехе работала, — подтвердила Мария Ивановна. — Только он не один справедливость теперь соблюдает, у него по справедливости свои есть помощники, он их не может не слушать, тогда что получится?
— Ну, а вам и за это спасибо, — добавила она с благодарностью и ушла.
«Интересно все-таки — вот, положим, случилась несправедливость: у одних от нее обида, у других в этом месте начинается злость, а мне в этом случае интересно. Как всё же так? Это стыдно», — удивился начальник себе.
Недолго он постыдился, а потом перестал. С очень многих забот начинался сегодняшний день.