Начальник тишины

— Расскажу… — Влас собрался с силами. — Я когда к машине бежал, она мне навстречу из подворотни вышла и сразу все увидела: и горящий магазин, и меня с гранатометом в руках. Мы с ней застыли друг против друга, словно вкопанные. Ее собачонка скулит, к ногам жмется. По правилам, мне бы эту девчонку, как свидетельницу, пришить надо было. У меня ведь в кармане пистолет был. Но что‑то дрогнуло в груди, пожалел я ее, не тронул. А ведь она меня, наверное, и сдала потом. Меня ведь по машине вычислили, а машину мою только она могла видеть.

— Нет, Влас, она вообще следствию осталась неизвестна и в милицию не обращалась. На тебя другие донесли.

— Кто?

— Твои заказчики. Это у них заранее все так разработано было.

Влас чуть не подпрыгнул от удивления:

— Так вот оно что!? Заказчики! А я‑то думал… Выходит, не зря я девчонку пожалел. Но все равно не укладывается у меня в голове, почему она в четыре часа утра пошла с собачкой гулять. Ведь она — соплячка еще, лет пятнадцать–шестнадцать, и что ее понесло ночью по городу?..

— Ее послал Отец наш Небесный.

— Какой Отец? Бог, что ли?

— Бог.

— А зачем Он ее послал‑то?

— Чтобы дать тебе возможность пожалеть человека. Ведь у тебя же выбор был: убить ее или оставить жить. Ты выбрал жизнь.

— Ну, а зачем это?

— Зачем? Лучше ты скажи: где Авель, брат твой?

— Какой еще брат? — снова встрепенулся Влас, как будто его по старой ране резанули. — Не было у меня никакого брата.

— Не было? А ты вспомни: Авель, Авель, брат твой.

После этих слов гостя Власа охватила черная тоска. «Это он намекает на того грузина Авеля, охранника из магазина. А какое ему‑то дело? Тоже мне, судья выискался. Что он меня мучает. Вот прибью его сейчас табуреткой, и все. Мне терять нечего, все равно — вышка…», — с этими мыслями Влас стал незаметно пододвигаться ближе к табурету.

— Для чего ты хочешь убить меня? — грустно спросил гость.

Власа прошиб холодный пот: «Ага, он еще и мысли читает! Прямо колдун какой‑то, экстрасенс… или…». После этого «или» Власу показалось, что у него в голове раздался щелчок и в глазах что‑то сверкнуло, но все‑таки Влас закончил свою мысль: «…или он — святой. То‑то я смотрю, он мне какую‑то икону напоминает. Да и про Бога что‑то говорил».

— Слушай, братишка, не хотел я твоего Авеля убивать. Не хотел! Я ведь не знал, что он в ту ночь в магазине дежурил. Заказчики ничего об этом не сказали. Просто, говорят, магазин взорвешь, и точка. А про мокрое дело речи не было. Не хотел я его убивать. Ты мне веришь?

— Верю.

— Хорошо, хоть ты веришь, а судьи вот не поверили; повесили мне это дело, как умышленное убийство, а вдобавок пришили десяток заказных убийств, слепили из меня настоящего наемного убийцу. Только я про те дела и знать ничего не знал. Да что уж теперь‑то говорить. Видно, судьба у меня такая — под расстрел идти.

Гость пристально посмотрел на Власа. И то ли Власу показалось, то ли на самом деле вид гостя несколько изменился. Это уже не был тот изможденный человек с печальными глазами, которого привел надзиратель. Гость как‑то весь оживился, казалось от него исходило какое‑то особенное тепло, взгляд излучал радостную надежду.

Именно таким взглядом гость посмотрел на Власа и сказал:

— Я могу спасти тебя.

— Ну, это уж слишком! — Влас вскочил и начал быстро ходить по камере. — Спасти! Как ты можешь меня спасти!? — возбужденно выкрикивал он.

— Я имею власть спасти тебя, потому что Я уже однажды умер за тебя, и Я еще и сейчас страдаю за тебя, и если ты пожелаешь принять сие, как Мой дар тебе, то Я могу умереть вместо тебя… сегодня утром.

Влас уже стал понимать, что в эту ночь перед ним открывается какая‑то неведомая ранее грань бытия. Сейчас некогда было раздумывать, как и почему это случилось. Одно он понял: Гость не шутит, и с Ним шутить тоже не стоит. Влас и не собирался больше шутить с Гостем, он хотел Его понять, но понять не мог.

— Ну, ладно, Ты умрешь за меня, — продолжил разговор Влас, ходя по камере. — Для меня‑то это хорошо, но Тебе‑то зачем это нужно?

— Я хочу, чтобы твоя душа была спасена.

— Почему?

— Потому что Мне тебя жалко.

— Тебе? Меня?.. Почему?

— Потому что Я люблю тебя как брата, — тихо, радостно и торжественно ответил Гость. — Заметь, ведь и ты Меня братом называешь.

— Но как Ты узнал про меня? Почему я? — не успокаивался Влас.

— За тебя просил брат твой Авель.

— Разве он мне брат? Я ведь про него толком ничего не знаю.

— Авель приехал из Грузии в Москву учиться. Жил у родственников, а по ночам подрабатывал дежурством в том магазине, который ты взорвал. Верующий и честный был юноша, такие ныне редкость. Когда ты убил его, ему было двадцать два года.

— Так мы с ним были ровесники…

— Когда ты убил его и он пришел ко Мне, то первое, что он попросил, — это помиловать его брата Власа.

— Значит, мы все‑таки братья… — Влас прекратил свое хождение по камере и с застывшим изумлением на лице стал медленно оседать на табурет.

— Все люди братья, потому что все от одной крови. И когда убивают одного человека, то бывает больно всем, только мало кто об этом задумывается… А знаешь, кто еще приходил просить за тебя?