Начало

Я слез, вытер лицо снегом. Опять полезла борода, надо побриться. Пока я расхаживал вокруг дерева, вернулись дозорные. Они привели с собой небольшой отряд казаков, что отправились в поход с Корфом. Но потом ушли от него прошлой ночью.

– Тысячи полторы у него солдат, десять пушек, – доложил мне седоусый бритый налысо атаман из-под Уфы по имени Болдырь. – Мы в своем кругу собрались и решили – не, негоже против тебя, государь Петр Федорович, идти. Ночью ушли. Но сил у нас мало, три сотни всего. А утром бригадир осадил Ренбурх. Вон, теперь слободу жжет, ирод.

Дальнейшие расспросы дали противоречивую картину. Сил у Корфа и правда немного. Плюс он их еще и распылил – отправил роты в Сакмарский городок и к Татищевой крепости, начал ставить батареи против главных оренбургских ворот. Его первая попытка ворваться нахрапом в город не увенчалась успехом. Корф пытался без осады просто по пяти наскоро собранным лестницам перелезть частокол на валах. Творогов отбил штурм.

Если бы бригадир не раздергал свои отряды, а собрал их в кулак и занимался только осадой города, я бы поостерегся на него лезть таким же нахрапом, как он на Оренбург. Казаки против правильного строя – не пляшут. Но теперь все иначе. Мои почти три тысячи против его растянутых полторы, да еще в окружении восставших крестьян. Рискну.

Собрал полковников и есаулов на поляне.

– Первый оренбургский бьет прямо, по дороге на слободу. Второй – в обход, с востока.

Я посмотрел на небо. Ветер опять нанес туч, повалил снег.

– Бог за нас – подойдем скрытно и ударим разом. Они не успеют развернуть.

Было гладко на бумаге – да забыли про овраги. Это пословица прямо про наш бой в Бердах. Ходом сражения я перестал управлять сразу, как мы ворвались с запада в слободу. Казаки рассыпались по улицам, ударили в пики. Раздались залпы. У одной из угловых хат я вырвался слегка вперед и сразу угодил на группу корфовских солдат в серых епанчах. Двое пальнули в нашу сторону, промазали. Я только почувствовал, как пуля пробила мою бобровую шапку. Отбил саблей удар штыком, рванул поводья. Разворачиваясь, выстрелил из одного пистолета, другого. Двое пехотинцев повалились со стоном на снег. Наскочили с криками мои телохранители, добили уцелевших.

– Царь-батюшка! – Афанасий Никитин запричитал: – Богом молю, охолони, не лезь вперед. Мы сами.

Я закашлялся от порохового дыма, ничего не ответил. Мои казаки тем временем даже не сражались, а агитировали.

– Братцы! Солдаты! – кричал Почиталин, врезаясь в серые ряды солдат. – Что вы делаете? Своих братьев-крестьян убивать идете?

Трупы крестьян, с цепами и вилами в руках и вправду валялись по улицам.

– Опомнитесь! Ведь мы его величество защищаем, государя Петра Федорыча. Смотрите, смотрите! Он здесь сам находится, отец наш всеобщий!..

Слыша эти призывы, солдаты было дрогнули, остановились. Даже послышались бесстрашные голоса:

– Будет нам братскую кровь проливать! Ведь они за мужика, супротив бар. Сдавайся, братцы!

Но к смелым крикунам тотчас подлетали офицеры, замахивались на них прикладами, тесаками, устрашающе кричали:

– Смерти захотели?

Казаки стреляли по офицерам, те по казакам. Но чем дальше, тем больше пехотинцев бросали мушкеты. А некоторые так и вовсе разворачивались против своих военачальников. Я увидел, как одного поручика или подпоручика подняли на штыках, второго…

– Те, кто с нами, – я вытащил из седельной сумки смятый берестяной рупор, расправил, приложил его ко рту, – становись вправо.

На всякий случай показал саблей куда.

Пехотинцы стали перебираться, перешагивая трупы, на правую часть безымянной улицы. Остался лишь десяток сомневающихся.

– Кончай барей! – Чика-Зарубин первым вырвался вперед, ударил офицера пикой. Тот попытался парировать шпагой, но наконечник вошел прямо в грудь, выйдя из-за спины. Тут же казаки дали залп с лошадей, и дело было решено. Но только на одной из улиц. На других – шел бой. Всадники спешивались, перебегали от хаты к хате, стреляя на бегу. Я заметил, как некоторые казаки падают убитые. Было много раненых, которые шли обратно к околице. Горело несколько изб. Башкиры и татары стреляли из луков навесом через головы.

– Дальше, Чика, дальше! – я опять махнул саблей, указывая на восток. Там тоже грохотало.

К тому моменту, когда мы прошли Берды насквозь, бой уже фактически закончился. Овчинников добивал второй батальон сибирского полка, от которого остались лишь едва видные остатки прорванного в нескольких местах каре. Сибирцы не сдались и легли почти все.

Снег усилился, превратился почти в метель.

– Что дальше, царь-батюшка? – Овчинников тяжело дышал, вытирая кровь с сабли. Вокруг меня сгрудились Чика, Никитин, Почиталин…

– Где младшие Твороговы? – я обернулся, разыскивая своих вестовых, услугами которых, впрочем, я не пользовался.

– Ранили старшего, Степана, – хмуро ответил Иван, – Андрей сейчас с ним.

А я ведь даже не заметил, как пропали Твороговы.

– Идем на Оренбург, – я принял решение.

Военачальники заворчали.

– Куда идти-то? – первым начал Чика. – В метель растеряемся.