С моря налетал на столицу резкий, шквалистый ветер. Вода в Неве, вздымаясь седыми гребнями, стала прибывать. Ветер знобил прохожих, валил с ног пьяных, взвихривал буруны снега, раскачивал оголенные деревья, сердито трепал огромные полотнища трехцветных флагов, вывешенных по всему городу по случаю тезоименитства императрицы. Дворники и будочники никак не могли зажечь расставленные вдоль домов плошки с салом, только вдоль линии дворцов на Неве ярко пылали, раздуваемые ветром, смоляные бочки.
В полночь ветер стих, ему на смену крепкий пал мороз. По всему простору Летнего сада, на аллеях и умятых сугробах продолжали валяться тела упившихся, уснувших или покалеченных в драке. Подбирать их было некому. Наутро было обнаружено в Летнем саду множество окоченелых трупов.
На следующий день меня опять разбудил Почи-талин. Иван долго подкашливал, деликатно скребся у двери спальни. Солнце еще не встало, но темнота уже слегка развиднелась.
– Слышу, слышу! – я подал голос, разглядывая в постели обнаженную Машу. Девушка была прекрасна. Ее приоткрытый ротик, пухлые губы, идеальная попка заставили быстрее бежать мою кровь. Эх! Хорошо быть молодым!
После обязательной тренировки с Овчинниковым на саблях, молитвы и легкого завтрака из вареных яиц и капусты, я пошел встречать большой обоз, что нас догнал в Чистополе. Приехали мастера с Авзяно-Петровского завода, взятого Хлопушей в октябре.
– Вот, познакомься, царь-батюшка, – Почиталин представил мне нового главу завода, – бывший шихтмейстер Карл Мюллер. Привез нам семь мортир с ядрами, а також картечь.
Мюллер мне понравился. Был он толст, нес перед собой тугой живот, подпертый ногами-тумбами в клетчатых коротких штанах, шерстяных чулках и грубых башмаках с медными пряжками. Лицо круглое, наливное, глазки плутоватые, с усмешкой. Длинные рыжие волосы на концах завиты в локоны. В зубах дымит трубка. На ходу немец задыхается.
– Дер Кайзер! Моя почтения!
– Здравствуй, Карл Иваныч, – произнес я, покивав остальным мастерам. – И вам мое почтение, господа заводчане.
– Мой – Генрих Мюллер, не Карл.
Я посмотрел на Почиталина, тот виновато пожал плечами.
– Пущай будет Генрих, – согласился я. – Отвечай мне, немец, почто признал меня кайзером?
– Я плохо понимать русский политик… – пыхнул трубкой немец. – Но ваше величество держит свое слово. Дал нам завод в паи, честно платит за продукцион. Гер Творогофф сполна рассчитался с заводом за мортиры и припас. Единственно, попросил довезти все до вас, кайзер.
Пообщавшись с мастерами, мы сели на коней и направились на окраину города, где у приземистой недостроенной церкви стоял обоз заводчан.
Мортиры не произвели особого впечатления. Чугунные, низенькие, смонтированные на укрепленных санях. Кидали они четырехпудовую бомбу на тысячу саженей. Калибр навскидку десять-двенадцать дюймов.
Когда я подошел, у пушек уже стояли бомбардиры Чумакова. Одну из мортир развернули в сторону опушки леса, что виднелась позади церкви, и зарядили. Солдаты сняли шапки с красными околышами, поклонились.
– До того сарая… – подошедший Чумаков показал пальцем в сторону опушки, – одна верста.
– И четыре сажени, – добавил дотошный Мюллер.
Пушку зарядили по указанию немца, количество пороха отмерял он сам на весах. С правого бока пушечной стволины, возле «казенной части» была приделана медная дуга в четверть окружности, разделенная на девяносто градусов. А к стволине был припаян «указатель», при подъеме и опускании дула он ходил по окружности и показывал градус подъема ствола над горизонтальной плоскостью. Немец дал наклон в двадцать четыре с половиной градуса. Пушка заранее была поставлена так, что она, церковь и сарайчик находились на одной прямой линии. И если взять направление выстрела через недостроенную колокольню, а дулу пушки придать правильный уклон, то при удаче ядро должно обязательно ударить в сарайчик.
– Можно пальять, скоро-скоро невидим цел… Дафай скоро! – скомандовал Мюллер сам себе, ткнул пальником. Раздался выстрел, бомба взмыла вверх и через несколько секунд угодила прямо в сарай. Взрыв разметал постройку на мелкие куски.
Солдаты закричали «ура», казаки «любо». Немец польщенно поклонился.
– Мастер! – согласился я. Так с первого раза выставить правильно угол и рассчитать заряд… Вот бы мне его в армию.
– А для великого царя, – Мюллер махнул рукой в сторону обоза, – у нас есть подарок.
Подъехали большие сани, в которых был установлен сколоченный из байдака и брусьев деревянный круг, диаметром около сажени. Лежал он горизонтально на катках и легко мог, как карусель, вращаться в одну сторону – справа налево. На круге, на равном расстоянии, были размещены восемь малых пушек. Чумаков залез в широкую прорезь круга и стал вместе с пушками неспешно вращать его, поясняя: