Начало

Мы выехали на маленькую площадь, где находилась виселица. Большая качественная виселица с рычажным помостом, на десять висячих мест. Семь было занято – там болтались покойники в белых саванах. А сбоку находилась виселица совсем маленькая, простенькая, из двух шестов с поперечинкой. На поперечинке висели маленькие фигурки в таких же, как у взрослых, белых одежках.

Дети.

Я охнул, ахнул, соскочил с шарабана, подбежал. Обмер.

Не дети это были – сумерки сослужили моим глазам дурную службу. Кто-то вздернул на маленькой виселице этой пяток кошек, словно для глума обрядив их в белые человеческие одежды. Лапки с выпущенными в агонии когтями и безжизненные глаза, в которых плещется свет фонарей…

– О боже…

Амара оказалась рядом, взяла меня за локоть сильными пальцами.

– Поехали, Торнхелл. Проедем Лирну, заночуем в поле. Завтра выберемся из земель Ренквиста. Терпи.

Я занял место рядом. Перед глазами стояли оскаленные морды кошек.

Я не мог предполагать даже, что повешенные кошки могут вызвать эмоций больше, чем казненные люди. Однако…

На главной площади, окруженной высокими каменными домами и мрачными громадами двух храмов Ашара, пылал огромный костер. Памятуя виселицы, я решил, что жгут человека – ведьмака, может быть, или еретика, и внутренне напрягся. Плотная толпа горожан в фиолетовых робах раздавалась перед нами, как море, мы ехали по живому коридору. Там и тут виднелись серые мундиры. Я привстал, посмотрел. Жеганы в черных робах подбрасывали в огонь скрученные в рулоны шитые золотом ткани, богатые одежды, золоченую обувь, картины и гобелены, и даже расписную красивую утварь. Все это добро было навалено на пяти подводах рядом с костром. Музыкальные инструменты… Лютни и еще что-то вроде волынок – все в костер! Игральные карты – да-да, несомненно, игральные карты – веером туда же. Бутылки с горячительным – выплескиваем: ф-фухшшш! – взметнулось пламя. Флаконы с какими-то жидкостями – может быть, притирки, духи, благовония – тоже выплескиваем в утробу костра. Толпа приветствовала действо криками одобрения, толпа заводилась от вида сжигаемого богатства.

Блестело серебро и золото. Надрывались колокола.

Костры тщеславия, где сжигают развратные и просто богатые вещи… Не думал, что придется увидеть такое в этом мире… В мире Земли кострами тщеславия баловался самозваный диктатор Флоренции Савонарола.

– Рен-квист, Рен-квист, Рен-квист! – вдруг яро начала скандировать толпа.

Колокола бушевали. Костер взметывал рыжие космы.

Я вдруг понял, осознал с необычайной ясностью, что под боком у Норатора имеется вполне себе сложившийся царек с маниакальными наклонностями, и мне – да-да, именно мне! – придется разобраться с ним в ближайшее время.

Амара привстала рядом со мной.

– Черт, Торнхелл…

К нам сквозь толпу направлялись всадники.

Я понял, что дело плохо, и ухватился за карман, где лежал подарок баклера.

– Только не сопротивляйся… – прошептала Амара.

Я уже и не думал сопротивляться. В кармане было пусто: я потерял свой кастет.

Глава 21

Нас сграбастали господа в малиновых камзолах – отлично вооруженные, молчаливые, с бесстрастными лицами. Все как на подбор молодые, высокие, стройные. Я сообразил, что это нечто вроде преторианской гвардии местного дядьки Черномора, непосредственно приближенные к сановной особе. Нас обыскали, отобрали сумки, кошельки, оружие, включая засапожные ножи Шутейника, правда, оставили ему обломки лютни, с мимолетной усмешкой – мол, ну, попробуй склей это недоразумение, мусор этот… помучайся. Даже рваные струны оставили – авось удастся хоггу сплести из них петельку в тюремной камере да удавиться во славу Ашара.

Толпа бесновалась и не смотрела на нас. Ярился костер, зловещие похороны пышности и богатства, надсадно долдонили колокола. Выкрики во славу Ренквиста ритмично неслись над площадью.

Всех троих затолкали в шарабан, на козлы взгромоздилась пара лиловых стражей. Мы тронулись в сопровождении конников с фонарями в руках и спереди, и сзади: торжественная молчаливая кавалькада, практически похоронная. Постепенно выкрики шальной толпы остались позади.

– Везут в замок… – промолвила Амара на ухо.

Она прижималась ко мне плотно, и я ощущал жар ее тела даже сквозь одежды. Ее волосы пахли вкусно. Она вымыла их у Кардала каким-то травяным, медвяным отваром, отнюдь не тем вонючим мылом, которым отдраивались мы с хоггом. И тело ее сейчас чистое, горячее, зовущее в нерастраченных любовных утехах… Чертовы мысли! Нам, возможно, угрожает гибель – а мысли мои путаются среди бездуховных плотских желаний… И почему-то возжаждал я женщину с самым уродливым лицом на свете.

– Либо в тюрьму, либо в резиденцию его светлости барона Ренквиста везут, – сказал хогг певуче; в полумраке его глаза, улавливая мятущийся свет фонарей, сверкали нечеловечески – как у хищника из семейства кошачьих. – Был сие фамильный замок барона Лирны когда-то. Но фамилии Лирны уже нет… Ренквист позаботился. Он о многих позаботился, шаромыга.

– Помолчи! – напряженно сказала Амара.

– Но я…

– Просто умолкни.

– Тиу!