Начало

– Вот, заходите сюда, любезный Торнхелл… Осторожно, приступочка! Здесь ваш друг. А я пока распрощаюсь с вами – дела, дела, срочные дела требуют моего присутствия. Вскоре вам принесут ранний завтрак. Подумайте немного, любезный мой друг, подумайте над моим предложением. Я вижу по вашим глазам, что вы уже согласились, однако, обладая нравом сколь любезным, столь и гуманным, даю вам еще немного времени. Ведь вы должны выбрать сторону сами. Да-да, сами!

С этими словами барон ушел. Тяжелая, окованная позеленевшей бронзой дверь тюрьмы захлопнулась.

До этого меня вели пещерными ходами, затем поднимали в шаткой деревянной клети в странное округлое помещение с тяжелым воротом, затем, взяв под руки – вновь с изысканной любезностью – сопроводили длинными коридорами подземелья в назначенный бароном каземат. Подземелья замка были обширны, тускло освещены и запутанны не меньше, чем пещеры. И кругом я видел окованные бронзой двери камер. Запертые двери, что означало лишь одно: за ними узники, по выражению барона – вредные люди. И стены здесь наверняка толстенные, чтобы заключенные не могли перестукиваться друг с другом…

– Мастер Волк!

Ко мне из полумрака придвинулся Шутейник. Волосы растрепанны, однако на лице – спокойствие, только сметанный на скорую руку порез на лбу кровит. В руках – обломки лютни: расколоченный корпус, обломанный гриф без колков с ошметками струн, похожих на макаронины.

В каземате царил сумрак чуть менее плотный, чем в гроте. На стене, сложенной из бурого кирпича, на ржавой подставке тлела белесая, как древесный корень, оплывшая свеча. Виднелась часть потолка – свод арочный, высокий. Воздух, насыщенный тюремными ароматами, был, однако, достаточно свеж, из чего я заключил, что где-то под потолком, в темных углах, расположены отдушины.

– Шутейник? Амара с тобой?

Гаер-глумотвор не успел ответить – из темноты прозвучал сиплый мужской голос:

– Женщины, барышни, дамы света и полусвета – имеют пребывать в кутузке этажом выше, в условиях сравнительно легких супротиву…

Говоривший сбился и заперхал мокро и противно, потом начал отхаркиваться, кашляя уже взахлеб. Слыхал я подобный кашель у бомжей на вокзале, и означал он только одно – кашлюн болен открытой формой туберкулеза.

Неудивительно, в общем, в таких-то условиях.

Хогг подбоченился и сказал ласково:

– Бабы как всегда хорошо устроились – всегда сверху, и оттель прудонят нам на голову. Ну нет от них спасения. Кстати, мастер Волк – буду рад познакомить вас с настоящим владельцем герцогства Лирна и, конечно, сего замка. Господин Бернхотт Лирна к вашим услугам… Мы провели много часов в поучительной беседе…

Много? Сколько же я просидел в пещере? Ах да, барон сказал, что нам вскоре подадут ранний завтрак – значит, обработка тьмой и безумием длилась не более семи-восьми часов… Мне, конечно, и этого хватило, но только я стал крепче, а не сломался, как самоуверенно решил барон. Да, самоуверенность – отличительная черта маньяков. И их же ахиллесова пята.

Я сделал несколько шагов вперед по голому каменному полу. Глаза немного адаптировались к полумраку, и я увидел деревянный топчан с грязным тюфяком и человека на нем. Человек зарос диким волосом и раскольничьей косматой бородой, но видно было даже в полумраке, что он сравнительно молод. Глаза его блестели лихорадочно, но без той искры, что отличает конченых безумцев. Тряпки вместо одежды не скрывали натренированные, широкие плечи. Он был прикован к цепи, очевидно, на такой же, как у меня, ошейник, скрытый под зарослями волос. Заржавленная старая цепь была, однако, несколько длиннее моей – человек мог сделать четыре-пять шагов, однако до двери и до подсвечника дойти не мог, из чего я заключил, что свечи меняют тюремщики.

Он спустил босые ноги и встал – хотя и ниже на голову, размахом плеч он явно превосходил Торнхелла.

– Я Бернхотт Лирна, – сказал он хрипло. – Ренквист подло убил моего отца и взял земли Лирны под свою руку. Я и мой отец – мы были честными людьми и тем гордились… И поплатились за свою честность… Малыш-хогг сказал…

– Не называй меня малышом, громада!

– …малыш-хогг сказал, что Ренквист задержал вас на площади, на празднике Корчевания… – Он сплюнул на пол. – Тебя барон забрал для разговора и даже сам привел сюда, что бывает редко, очень редко… Что он хотел? Были угрозы? Посулы?

Я оглянулся, прислушался и сказал осторожно и громко:

– Ну… барон показался мне человеком идейным и весьма представительным… хотя и строгим, конечно…

Глаза Бернхотта Лирны стали ртутными. Он ринулся на меня, пытаясь сцапать, руки с заостренными ногтями пластанули воздух у моего лица.

Я поспешно отпрыгнул к двери, сбив с ног Шутейника. А герцог Лирна-младший выл в темноте:

– Он убил моего отца! Он взял мои земли под свою руку! Я всегда был честен! И отец мой был честен! Мы Растару приносили вассальную клятву, и что? Сейчас Ренквист хозяйничает на моих землях… А императору давно начхать! Кому мы приносили вассальную клятву? Кто должен был нас защитить? Подлость! Кругом подлость и коварство!