Игра Голубова не понравилась ростовским советским представителям. Их пугало также все усиливающееся влияние Подтелкова и Смирнова, и они стали опасаться «казачьей ориентации».
Областной Съезд Советов, съехавшийся в эти дни в Ростове, решил ослабить террором эти опасные для них факторы, в особенности после того, когда эти лица не пожелали явиться перед их очи для доклада о положении вещей.
27 марта из Ростова был направлен карательный отряд во главе с донским казаком Антоновым — донским главковерхом.
Вновь картины советского режима повторились для Новочеркасска, и жизнь еще больше была сдавлена во всех ее проявлениях[54]
.IV. Донские казаки пробуждаются
Нет нужды доказывать, что начальство в «Степном походе» чувствовало себя прекрасно: переезды на отличных очередных тройках, ночлег у гостеприимных поневоле коннозаводчиков или их управляющих, с полными удобствами, даже комфортом, с сытными ужинами, обедами и завтраками, с напитками и музыкой — совсем напоминали бы маневры доброго старого времени в хороших условиях, если бы не боевая обстановка[55]
.Зато никаких радостей не видали офицеры, оставшиеся среди большевиков. Они искали утешения, веря в совесть, разум и сердце казачьи.
Уже к концу марта месяца почти в каждой станице появились эти верующие — будущие руководители тайно готовящихся восстаний донских казаков.
Между ними шли тайные соглашения.
По мере того как ширилась сеть этих самородных и самобытных агентов, как укреплялась и разрасталась сила этой организации, — стали образовываться районы и даже округа, обороны для предстоящей борьбы с красной нечистью.
Власть большевиков на территории Дона в эти дни носила характер определенной незаконченности и даже робости.
Можно было думать, что комиссары или чего-то опасались или еще не доехали до удаленных от города и железных дорог станиц и хуторов Дона.
Это особенно ясно было видно в районах, прилегающих к Дону, который являлся естественной гранью между влиянием большевиков, надвигающихся с севера области, и влиянием большевиков, идущих по домам с бывшего кавказского фронта.
Дни предстоящей весны и разлива Дона как бы пугали комиссаров, и они боялись выбрасывать свои солдатские отряды в пункты, удаленные от центров и могущие быть разобщенными самой природой.
Только этим и можно было объяснить, что даже в крупных пунктах (ст. Константиновская, Раздорская) и в пунктах, близко отстоящих от Новочеркасска (ст. Богаевская, Манычская), находились, правда, весьма скромно проживая, известные казакам генералы (ген. Краснов, Черячукин, Попов и др.).
Об этом знали казаки и знала станичная власть, но репрессий над ними не производила. Вообще же массовые убийства офицеров по станицам Дона (за редким исключением) места не имели.
Казачья власть на местах в это время почти не подверглась изменению по своему существу.
Выборные станичные атаманы (за немногими исключениями) остались на своих местах. Прибавился станичный комитет (Совет), в составе которого можно было видеть даже и офицеров.
Советы обороны были главным образом в руках у офицеров.
Такой аппарат власти на местах пока, по видимому, удовлетворял Советские круги, но он, конечно, еще более удовлетворял тех будущих руководителей, которые подготовляли восстания казаков.
Словом, казаки ждали и искали руководителей; лица, чувствующие в себе силы быть руководителями прозревающих казаков, — искали сами себе работу, не выявляя своего лица.
Уже 21 марта поднялась Суворовская станица. Казаки, главным образом старики, возмущенные до глубины души издевательствами красных банд, бросились на них с вилами и топорами, обезоружили насильников и прикончили их.
Получив поддержку от соседних станиц, суворовцы двинулись против главных очагов большевизма, захватили станцию Чир и подогрели своим примером казаков 2-го Донского округа, где поднялось всеобщее восстание. под водительством полковника Мамонтова, известного впоследствии генерала.
Успехи казаков 2-го Донского округа окрылили и соседний 1-й Донской округ, и там загорелся пожар восстания, — в станицах и юртах правого берега Дона.
Одновременно с этими восстаниями и на далеком севере Войска, среди темной ночи и, казалось, беспробудного царства тьмы большевизма, вспыхнул, как зарница, и погас подвиг прапорщика Дудакова, который с горстью храбрецов учащейся молодежи 1 апреля дерзким налетом захватил окружную станицу Урюпинскую. Не будучи поддержаны казаками, они принуждены были оставить ее.
В эти же дни и на западной границе Донской земли, а именно, в Луганском районе, казаки при помощи немцев свергли комиссаров. Установив с немцами меновую торговлю донского хлеба на немецкое оружие, казаки упрочили свое положение.
К этому времени и на крайнем юге Донского войска, в районах станиц Егорлыцкой, Кагальницкой и Мечетинской, обнаружилось пламя казачьих восстаний. Сперва отдельными районами, а затем целым округом, эти станицы выступили в открытый неравный бой с большевиками.