Вдруг звонок в дверь. Открываю – Илья Иванович. Стоит, коробку к себе прижимает. Выхлоп термоядерный, как у огнемета. Врага метров на пять снесет, союзник обзавидуется. Никогда его в градусе не видел. Говорит:
– Лёша, я тебе Калину принес. Помянуть есть? Есть, понятно. Я в наших запасах коньячку хорошего сыскал, закусочки организовал, что у мамы было. Капитан налил, выпил и объясняет:
– Я, Лёша, третий день пью. С прахом приятеля твоего резолюция на мой рапорт пришла. Подпись и печать… Вот и прячусь у вас в поселке, чтобы мои не настучали.
– Что случилось?
Человек выпил, зажевал коньяк салом.
– Про «органы» говорить прав не имею. На армии объясню. После школы, в семнадцать лет, ты поступил в училище, выпустился в двадцать один или двадцать два лейтенантом. Стоишь перед воротами части в начищенных сапогах, перед тобой дорога прямая – через два-три года ты старший, еще через два-три капитан. Потом майор, подполковник. Словом, лет через пятнадцать после училища ты полковник. Еще лет через десять генерал армии, а там и до генералиссимуса не сильно далеко. Сколько у нас каждый год лейтенантов выпускается? Через четверть века они все генералиссимусы. Правильно?
– Нет, конечно.
– Вот! Старлея дадут, капитана тоже. А вот чтобы майора получить, надо академию закончить. Если нет большой и мохнатой лапы, то выслуживаешься. Задницу лижешь, бегаешь бешеным тараканом, едешь служить из Гржижопеля в Мухосранск и из Мухосранска в Задрищев, но направления на учебу всё нет и нет. Родственников и тех, кто поближе к начальству, посылают. И вот тебе тридцать пять, последний шанс, позже на очное не примут, а заочное тебе без пользы. Пишешь рапорт, напоминаешь все свои заслуги, просишь, умоляешь, а тебе… До сорока пяти дослуживаешь капитаном. Потом выходишь из ворот части, начищенные сапоги стёрлись до самого… Тут тебя берут за этот самый и выкидывают на гражданку военным пенсионером… У меня последний шанс был продвинуться, теперь и его не стало.
– Может, что-то можно сделать?
– Думаешь, я не делал? А Кузьмич здесь сидит, ему природа нравится? Приятель твой на заставе, Степан Иванович, склад свой оставить не может? Нет! Дослуживают. Много тут таких. Теперь и я с ними… А ведь хорохорился… мечтал… Всего один раз лейтенантиком не на ту лошадку поставил…
Где-то капитан прав, но именно где-то. Лейтенант сразу после училища получает сто десять рублей за звание и еще сто десять за должность, плюс пайковые, плюс бесплатное обмундирование, плюс месяц отпуска каждый год. А инженер после института только сто десять – сто двадцать имеет. Уйти на пенсию в сорок пять лет – плохо ли? Причём денег будут платить больше, чем гражданским, да еще можно поработать за зарплату. Словом, люди знают, за что служат.
Илья Иванович еще стопку принял и на меня перешел:
– Вот посмотри на себя – не пьешь, не куришь. Пусть по болезни, однако подозрительно. Людей без недостатков не бывает, а паренек ты вроде ничего. Вот я тебе в личное дело и записал, что по части девочек ты слабоват. Любой читающий сразу скажет «кобель», поймет, простит и дальше копать не будет. Потому как понятен человек, есть за что при надобности выговорешник вкатить. Ты, если хочешь в «органы», что к нам, что в МВД, то никогда не делай наколку. Любую, на любом месте. Тогда тебя точно не возьмут, скажут, моральный облик подкачал. В стукачи еще сгодишься, а на службу, даже вне штата, нет. Или вдруг имеется шрам на видном месте, тоже могут отказать, с особыми приметами на оперативную работу стараются не брать. Семья важна, но с этим ничего не сделаешь. Впрочем, у тебя всё нормально, даже родственница-пенсионерка из госбезопасности имеется.
Илья Иванович выпил очередную порцию и отрубился. Еле уговорил его перейти на кушетку. Видать, сильно человека шибануло, коли вразнос пошел. Спал он недолго, всего минут сорок, много час, затем проснулся и ушел, прихватив початую бутылку.
В принесенной коробке была керамическая урна. Судя по сопроводительным бумагам, прибыла не из Петропавловска, а как бы не из Владивостока. В Питере крематория нет, что ли? Разрешение на захоронение имеется, причем на мое имя. Спасибо, Илья Иванович. При случае отблагодарю.
Теперь надо понять, как Калину на материк отправить. В посылке? Ломает меня покойного посылать. В контейнере с машиной? Лучше, но тоже не очень. Может, самому на весенних каникулах отвезти?
Ребята зашли, вроде посмотреть, приехал я или нет, а на самом деле Колька потащил Нинку в мою комнату целоваться. Алёна осталась со мной на кухне. Обнял ее, а она так жалобно говорит:
– Ты не думай! Я не такая! Я не…
Я не стал слушать, что она себе надумала. Прижал к груди и нежно-нежно ее целую. В глазки, в щечки, в губки. А девичье сердечко бьется сильно-сильно, как воробушек, зажатый в ладони. Она сама чуточку, робко, неловко отвечать стала. Не форсирую события, прошлый раз напугал девчушку, сейчас она боится. Ей и хочется, и колется, и мама не велит… Глупышка… Нежная, теплая, ласковая… Сама губки стала подставлять…
– Ну вот! Они уже целуются!