Начало пути

Вернувшись в лагерь, я искупался в лесной речушке, освежевал добычу и развел костер. Запах жаренного на вертеле мяса манящей дымкой наполнил поляну.

Вальяжные сосны неспешно покачивались, закрывая заоблачными кронами закатное солнце. Птичий гомон и стрекотание кузнечиков растворились в вечерней тишине и затихли. Ночь подкрадывалась бесшумно, словно черная змея. Наступало время тьмы… Мое время…

Я сидел на бревне, смакуя ужин. От наслаждения, сам того не замечая, я обратился в первую стадию оборотня. Обострившееся обоняние и повышенная чувствительность рецепторов позволяли получать больше наслаждения от пищи. Борясь с желанием проглотить горячий кусок целиком, я закрыл глаза и тщательно его пережевывал.

Сзади раздался шорох. Не поворачиваясь, я прыгнул с места и, развернувшись в воздухе, набросился на незваного гостя, разорвав его на части. Это была просто лиса, подкравшаяся на запах мяса… Кровь питала землю, стекая с моих пальцев, словно прощаясь с моим человеческим «Я». Вспомнились слова Тэпии: «Теперь ты Люпус, ты не можешь никого защищать… Ты сам убийца». Сознание прорезали образы растерзанных мной тюремщиков… Я поморщился и меня передернуло.

Неужели я есть ЗЛО?! Тот, кто испытал на себе зло, может забыть его, тот, кто его совершил — никогда…

Досада и раздражение на самого себя проникли в душу, отравляя бессилием. Но нет! Я не сдамся! Я не Люпус! Я Молот… Человек… Можно жить среди волков, но оставаться человеком, можно жить среди людей, но быть зверем…

Еще из прошлой жизни за мной тянулся кровавый след, но я никогда не был зверем. Убитые мной враги — террористы, забравшие и покалечившие много жизней. Смерть ни одного из убитых мной бандитов не трогала меня, никто не являлся во снах и видениях, я ни о чем никогда не сожалел. За голову каждого я получал медаль, которую потом беззаботно обмывал с товарищами. Лишь после смерти жены я стал пить один, засвечиваясь в кабаках и рискуя вылететь со службы. Но мне было все равно… Вкус к жизни притупился, осталась лишь одна цель — уничтожать… И в этом я был лучшим, а руководство смотрело на мое разгульное и «неподобающее» для разведчика поведение сквозь пальцы. Не потому, что относилось ко мне с пониманием, нет… напротив, меня таскали по штатным психологам, вынуждая проходить бесконечные тесты на профессиональную устойчивость психики и моральную ориентацию личности. Я научился обманывать полиграф, вычислять вопросы-ловушки в тестах, и всякий раз выдавал отличные результаты. Заключения ложились в мое личное дело всегда с одинаковой формулировкой: «Рекомендован для оперативной работы и прохождения службы в экстремальных условиях. Категория профпригодности: „ПЕРВАЯ“, статус: разведчик-ликвидатор». Не человек, а терминатор какой-то. Без эмоций, сожалений и терзаний… Настоящий разведчик… или социопат?..

А здесь нет террористов, праведная война осталась там… Здесь я убиваю, чтобы выжить, но почему-то мне это начинает нравиться… Чтобы почувствовать вкус к жизни, нужно как следует проголодаться… Но как ни сладка была бы жизнь, она будет тяготить, если чувствуется привкус крови. Если только ты не одержим… Нельзя отпускать на волю внутреннего демона, однажды он окрепнет и сожрет тебя…

* * *

Всю ночь я ворочался и вставал, то выпить кружку ключевой воды, то пройтись по лагерю, принюхиваясь и поглядывая на растущую луну. Лишь когда розовые лучи тронули макушки деревьев, удалось забыться сном.

Через несколько часов далекий гул всколыхнул сознание. Я вскочил с лежанки, словно и не спал, и прислушался… В нескольких километрах проходила конница: топот копыт перемешался с лязгом лат и криками всадников.

Накинув доспехи и схватив молот, я выскочил из лагеря. Звук приближался со стороны Даромира. Здесь одна дорога, и она ведет в Ксилон. Зачем королевскому легиону наступать на маленькую деревушку? Я должен это узнать. В Ксилоне остался близкий мне человек в этом мире — золотоволосая Тида. Я часто вспоминал ночи в Ксилоне, пролетевшие в ее объятиях…

Обратившись до первой стадии, я рванул на звук. «Первач» — так я назвал облик, который принимал при обращении до первой стадии — был абсолютно идентичен человеку. Лишь звериная злоба, горящие глаза и скрытая мощь отличали первача от человека. Удерживать молот и обращаться с оружием становилось проще — повышалась скорость реакции, чувства обострялись, а интуиция усиливалась.

От лагеря до дороги около двух миль. Я бежал, не сворачивая, прорываясь через сплетения корней и сучьев, перепрыгивая через овраги и валуны. Природа, казалось, притихла, зверушки притаились в норах и птицы вспархивали, возвещая об опасности — бежал волк.