Начало пути

Иван с радостью сообщил, что и он поступил аналогично, пришел с фронта и женился… Только вот про то, что хоть и не долго, но успел таки больше полугода всласть пожить с молодой женой, про это говорить не стал – не захотел расстраивать однокашника, помня как тот завистлив. Расставались внешне дружелюбно, приглашая друг друга заходить по-братски. Но даже под сильным хмельком Константин нет-нет, да и не мог сдержать неприязненного взгляда на погоны своего бывшего училищного подчиненного. Иван не мог этого не заметить.

Едва прибыв, Анненков не мешкая устроил смотр войскам. Одновременно войска лицезрели появившегося перед строем атамана. Ладный, стройный всадник весь в черном, казалось составлявшим единое целое с конем тоже черной масти, знаменитым Мавром, которым управлял столь же безупречно, как собственной рукой. Конь останавливался как вкопанный перед каждым полком, атаман здоровался:

– Здорово братья казаки (уланы, гусары)!

– Здравия желаем, брат-атаман! – отвечал полк.

– Поздравляю вас с началом окончательного наступления на врагов России!

– Благодаррр, брат атаман!.. Урррааа!!!

В глазах подавляющего большинства воинов этого десятитысячного войска светилась решимость идти за своим вождем туда, куда он поведет, пусть даже на смерть. Анненков умел производить впечатление, внушать восхищение собой. Иван даже прилагал определенные усилия, чтобы не поддаться массовому психозу, во власти которого находились множество людей, попавших под обаяние неординарной личности.

Подготовка к наступлению заняла еще несколько дней. Анненков дни напролет проводил на позициях и в расположениях полков. Одновременно он укреплял дисциплину своим обычным, испытанным способом, с помощью военно-полевого суда. За дезертирство, самовольный уход с позиций, невыполнение приказов командиров расстреляли пятерых и еще одного карателя из «отряда специального назначения» за то, что он в одной из «усмиренных» деревень изнасиловал тринадцатилетнюю девочку, а затем ее, ее мать и бабку пристрелил. За пьянство разжаловали несколько урядников и вахмистров. Ощутив железную руку своего атамана, дивизия сразу обрела качества сжатой стальной пружины, готовой разогнуться со страшной силой.

То, что Иван на этот раз привел так мало людей, не могло понравиться атаману, что он и выразил при встрече:

– Что там у вас творится? Такая большая станица и едва наскребли вместе с поселками два десятка человек. Это же саботаж, или еще хуже, измена!? Я много наслышан про вашего станичного атамана. Хоть он и ваш тесть, но я ему не верю!

– Господин атаман, вы не учитываете, что у нас на бухтарминской линии, очень напряженная обстановка. Чтобы обеспечить законность и порядок, а также безопасность казачьих семей, там просто невозможно провести поголовную мобилизацию всех казаков 2-й и 3-й очереди, – решился возразить Иван.

– А у меня сложилось такое мнение, что ваш станичный атаман хитрит… Только ведь он своим же казакам хуже делает. На Восточном фронте наши отступают и вот-вот в ставке Верховного объявят не то что мобилизацию казаков 2-й и 3-й очереди, а всеобщую и тогда все вплоть до сорокапятилетних окажутся на Урале. А насчет того, что я не учитываю сложной обстановки на вашей линии, господин подъесаул… Всю эту напряженность, что вы упоминали, можно было уже давно снять, приняв своевременные меры по искоренению остатков большевизма. А по моим сведениям, как раз этого там у вас и не было сделано, так же как не была проведена мобилизация призывников-новоселов в деревнях вашей волости. Ваш тесть ведет очень рискованную игру, хочет для всех быть хорошим. Его счастье, что ваша станица так труднодоступна зимой, а летом из-за организационных и боевых действий у меня до нее руки не доходят, – раздраженно выговаривал Ивану Анненков.

После такого «ушата» Иван уже не сомневался, что над головой Тихона Никитича собираются нешуточные «тучи». Он передал содержание разговора с атаманом брату. Хорошо успевший узнать Анненкова Степан сразу помрачнел:

– Доигрался Никитич. Не иначе кто-то донес, что он вопреки приказу, так и не арестовал тех питерских коммунаров. Наверняка это Васьки Арапова дела. Он сейчас из кожи лезет, хочет офицерское звание вернуть.

– Так что же делать, Степа? – Иван выглядел растерянным.

– Не знаю. В таких случаях атаман посылает своего доверенного человека, и тот на месте проверяет такие доносы. И уже по его докладу он делает вывод, кому крест на грудь, а кого к стенке. И Никитич зря на атамана отдела надеется. Если Борис Владимирыч порешит его судить, Ляпин в его защиту и слова не скажет. Кто такой Ляпин и кто такой наш атаман – сам суди.

– Не дай Бог, если ревизора посылать будут, Арапова пошлют, он такого там наворочает, – совсем пал духом Иван.