Начало пути (СИ)

Леонардо мне почему-то не понравился. Странный он какой-то. Насколько я его знаю, он никогда не лез за словом в карман, а сейчас вдруг стал говорить какими-то отрывистыми рубленными фразами, да еще и часто невпопад. Тогда я отнес эту странность на счет предсвадебного волнения, а сейчас я даже не знаю, что и думать.

Вспомнив, что Милтон очень недвусмысленно предложил мне оглядеться, во время церемонии я принялся внимательно разглядывать всех собравшихся гостей. Первое, что я заметил – отсутствие на свадьбе Реггана. Это меня удивило, ведь насколько я помню, они с Лео были друзьями детства. Что такого могло произойти, что Гволхмэй проигнорировал такое важное событие в жизни друга? Что-то этот человек вызывает больше вопросов, чем дает ответом.

Позже я все-таки познакомился с Августой Кинади, о которой мне говорил Алекс. Действительно, очень эффектная молодая леди. Ухоженная шатенка с короткой стрижкой. Я замечал постоянную полуулыбку на ее лице, но как бы я не пытался детально ее рассмотреть, я всегда обращал внимание на очень яркие завораживающие зеленые глаза. Почему у большинства представителей высшего общества такие красивые глаза? Наверное, дело в какой-то точечной мутации, не иначе. Причем, цвет этих глаз зачастую был очень яркий: зеленый, синий, серый, но не блеклый мышиный, а светящий полированной сталью. Мои черные глаза были скорее исключением в этом буйстве цветов, и казались мне невзрачными.

Так же я познакомился с мужем Августы Эриком Кинади. Его ранее описанная точечная мутация видимо обошла стороной. Абсолютно серый не запоминающийся человек. Он выглядел обеспеченным: костюм, часы, различные атрибуты богатого человека просто кричали о его статусе, тогда как внешность его немного подводила. Такое чувство, что он только недавно вошел в так называемое высшее общество и не удивлюсь даже, что благодаря своей женитьбе на красавице Августе. Ну, а почему она вышла замуж за такое серое нечто, не было загадкой. Кинади был богат, а вот ее семья, скорее всего, последние деньги на достойную учебу дочки потратила, а учитывая, что она однокурсница Дефоссе, то и получается, что дочку семья сразу после школы отдала замуж за денежный мешок. Но особо несчастной она не выглядела, а заинтересованность в ней Милтона заставляла недоумевать. Возможно, все выясниться позже.

Также на заметку я взял еще двух человек.

Игорь Штейнберг, странный, скользкий, противный, я бы ему не доверял – продаст при первом же удобном случае.

Станислав Кравиц, то ли русский, то ли нет, не понятно, а сам не признается, простой как дверная ручка и, одновременно, непредсказуемый, как прогноз погоды.

Самое странное, что эти двое много времени проводили рядом с семейством Кинади, хотя, что может связывать столь разных людей, мне пока не понятно.

Остальные гости не выделялись ничем. Просто ели, пили, развлекались. Однако, у небольшого контингента гостей, похоже, был сухой закон – они были абсолютно трезвые с тенденцией собираться в группы и что-то очень тихо обсуждать. Состав групп периодически менялся, но кто-то из выделенной мною четверки постоянно находился в центре этих стихийно собирающихся кучек. Как бы я не пытался, но подслушать не получалось. В итоге я отправил к ним Гвэйна, с надеждой, что память у него хорошая и в человеческом облике он мне все расскажет, если конечно ничего не забудет.

В конце пиршества, когда я с чувством выполненного долга попытался тихо уйти и провести несколько дней до возвращения в школу в тишине и спокойствии своего поместья, ко мне подошел какой-то мужчина. Окинув меня пристальным взглядом, он поздоровался:

- Как твое имя, юноша? – хм, и тебе не хворать. Решив не нарываться раньше времени, я показал себя как воспитанного интеллигентного молодого человека.

- Деймос Нейман, сэр.

- Нейман? Ты сын того самого Неймана? – или мне показалось, или этот неизвестный мужик немного содрогнулся. Неужели они с отцом пересекались когда-то? Поражаюсь собственной наивности. Почему я всегда думал, что Арес даже со своими обожаемыми растениями справиться не мог? Я невольно улыбнулся этим мыслям, а потом все же решился ответить:

- Да, сэр. Арес Нейман – мой отец.

- Кто помогал ставить тебе такую сильную защиту сознания? – а то я не замечаю, что ты уже минут пять пытаешься мне в голову залезть. Уже, поди, голова болит, так сильно биться о непробиваемую стену. Хрен тебе. Но вот признавать это с твоей стороны как-то глупо. Да кто же он такой-то? Это просто отвратительно бесстыдно со стороны Милтона не предупредить меня о том, что мной может так откровенно кто-то заинтересоваться на этой великосветской тусовке.

- Никто, а разве у меня стоит какая-то защита? – я продолжал корчить из себя недалекого, но достаточно натасканного на светскую беседу бездельника, а сам лихорадочно соображал, почему этот хмырь, прости меня, друг болотный, за такое сравнение, ведет себя так, словно я обязан его знать?