Начало Водолея

Он сам мог бы, если понадобиться, создать вполне правдоподобную мистическую ситуацию, если, конечно, было бы для кого, но вдруг и без него развелось такое количество мистиков, прорицателей и экстрасенсов, что особо его фокусы никого бы не удивили.

Книги его печатались мало. Импортную жену, собаку. Кота и мамочку надо было содержать, поэтому он подвизался и. Надо сказать, не без успеха, в консультировании некоторых коммерческих предприятий, а в свободное от зарабатывания больших, но исчезающих столь же мгновенно денег продолжал писать. Писал больше по привычке и еще от бесконечного стремления занять чем-то утомленный ум, нежели от каких-то эгоистических стремлений прославиться.

Однажды он сидел за письменным столом и, по обыкновению своему, обманывал сам себя, предполагая, что-то сочиняет, иначе говоря - работает. Его сегодняшние дела были им как будто сделаны. Он уже узнал по телефону, что мамочка его здорова и пребывает в прекрасном - что редкость в последнее время - ровном настроении, уже была выгуляна им собака и накормлен кот, выключен телевизор, и его очаровательная и любимая жена, ухоженная и милая лежала в постели, соблазняя его к пустякам. Как вдруг он обратил внимание, что перо, которым он, по обыкновению своему так любил писать, исчезло...

Винченца задремала. Наш Герой посмотрел на нее и впервые подумал о том, что нет большей пытки для писателя, чем когда любимая женщина, самая дорогая и вкусная, самая волшебная и милая, могущая все, не может хотя бы для фарсу взять вот эдак и почитать рукопись ли, или книгу собственного мужа.

Не может, потому что его родной язык - русский, а он такой трудный, что даже их любовь не способна правильно расставить падежи.

Перо запропастилось неизвестно куда.

Он так и не нашел его, смотрел на сперва дремлющую, а потом уже в отчаянии уставшую его ждать жену и заснувшую так же красиво, как и ждущую. Он подумал, что иностранки умеют себя подать, быть красивыми и нравиться. Наших бы деть как их. И обещают, что лет через пять удастся.

Он достал шариковую ручку вместо шикарного убежавшего куда-то "паркера" и, расписав ее, принялся было вычерчивать свое имя, что всегда было у него верным признаком того, что сейчас вот-вот его осенит и покрытым письменами окажется уже целый лист, а там пойдет... Но не тут-то было.

Натура - вот она, перед глазами. Опиши волшебное тело той, которую любишь, ее щиколотки, бедра, ямочки на них, шею, покатость плеч, опиши подушки, на которых она не лежит, а возлежит, и волосы, которые эти подушки обнимают.

Но нет. Если бы писатели были такими умными, их было бы значительно меньше.

Он посмотрел в зеркало. И вдруг увидел там маму. Кто похож на мать, тот бывает счастливым. Видение исчезло, пригрозив ему лечь спать и прекратить бездарное сидение за столом.

Но глупый Наш Герой, вместо того чтобы бросить и задрипанную ручку, и бумаги, и прилечь рядом возле женщины, которую многие окружающие считали чудом, и огладить бы это чудо, провести пальцем по ее лбу, носу, осторожно по верхней губе и подбородку, перейти потом на шею так, чтобы не потревожить ее сон, дотронуться до груди и мягко, уже не пальцем, а ладонью - ее живота и там, услышав знакомое: "иди", вдруг неистово учинить бы творчество в первозданном, земном смысле этого слова, - как всякий русский писатель, испорченный безденежьем и революциями, сомнениями и табаком, вместо того чтобы замучить до смерти в объятиях родную женщину, вместо того чтобы наконец довести до бесчувствия любимую (хотя, в банальном, философском смысле этого понятия, лучше служить матери, чем всегда), с тоской стал решать перед измятым листом бумаги бесконечные вопросы "что делать?" и "кто виноват?".

Винченца меж тем спала, а Наш Герой, все реже поглядывая на нее, принялся наконец записывать, досочиняя то, что давно уже отмечено было в его записной книжке, а именно как раз про то волшебство и про то, что волшебник приходит только к тому, кто его ждет. И поэтому никогда он не придет к его Винченце. Да-да, не придет. Он ведь, надо думать, ищет дух, а не тело.

Посражавшись полчаса с листом бумаги, Наш Герой наконец смилостивился, устал и прилег рядом с женой, но лежал не долго, начал засыпать, а потом, уже сонный, встал, выключил забытый над письменным столом свет, и, совершенно не думая о том, что именно она, лежащая рядом, подарила ему вдохновение, отодвинул ее ноги ближе к стене, чтобы было побольше места, и окончательно заснул.

А во сне, во сне, который тотчас же, как видеоролик, предстал перед его сознанием, он увидел то, о чем давно уже мечтал.

Он увидел чудо.

Собственно, он с самого начала сна понимал, что такого не может быть, но, тем не менее с самого начала же вдруг расслабился и поддался неведомым силам.