Уже несколько дней киевские комсомольцы учатся стрелять. Девушек обучают отдельно. Во дворе казармы они лежат одной ровной линией: Люба Аронова, низкорослая Людка, Рахиль Завирюха, Наталка, Галя Ковальчук и Ирина Божко. Это были те шесть девушек, которые добились, чтобы их послали на фронт. При первом пробном выстреле у всех (кроме Завирюхи) винтовки дали сильную отдачу в плечо. Но девушки притворились, будто ничего не произошло. Маленькая Людка сконфузилась, как ребенок, и искоса, красная от стыда, бросила взгляд на своих подруг, не заметили ли те ее ошибку. Но подруги лежали молча и даже не оглянулись. Они стыдились смотреть друг дружке в глаза — у каждой первый выстрел получился неудачный.
Старшей среди шести девушек была Ирина Божко. Ей шел двадцатый год. Она уже работала в ЧК. Там она познакомилась с испытанными, закаленными парнями и кой-чему научилась у них. Весной под Киевом засела какая-то банда, но где, в каком месте скрывается она, достоверно не было известно. Прежде всего надо было напасть на след банды, а затем уже пуститься по разведанной дороге к ее гнезду. Тогда Ирина сказала: «Пошлите меня, я найду эту банду». Колебались, долго советовались, но в конце концов ее послали.
Летним вечером Ирина, переодевшись крестьянкой, накинув на голову простой платочек, отправилась с узелком в руках шагать по окрестным селам и деревням. Придя в какую-нибудь деревню, узнавала все и, переночевав, отправлялась дальше. В одной из деревень жил ее родственник, бедный крестьянин. Родственник этот по секрету рассказал ей, что в их деревне проживает парень, который то и дело куда-то исчезает. Куда он девается, никто не знает. Он не местный. Предполагают, что связан с бандой… Однажды, когда Ирина поздней ночью следила за его хатой, парень этот вышел, огляделся во все стороны и направился к реке. Ирина издали последовала за ним. На берегу реки бандит свистнул. Несколько минут спустя к берегу подплыла лодка, где сидели двое мужчин. Бандит тоже сел в лодку, и они поплыли. Ирина берегом пошла вслед за ними, прячась в кустах, чтобы ее не заметили. Шла она долго, ей казалось, что она идет уже целый час. Но ни на минуту она не упускала из виду эту лодку. Вдруг она почувствовала, что ее ноги погружаются в болото. Идти дальше берегом стало невозможно. Что делать? Не долго думая, Ирина сняла с себя одежду, вошла в реку и пустилась вплавь вслед за лодкой. Едва-едва, как черная точка, виднеется в ночи эта лодка, а Ирина плывет следом за ней. Наконец бандиты остановились. Они привязали лодку к дереву и пошли берегом сквозь камыш, через болота. Ирина поползла за ними на четвереньках. Бандиты скрылись в какой-то хатенке. Теперь, Ирина, скорей домой, в Киев! Она нашла гнездо банды!..
Младшей среди девушек была Людка. На днях ей исполнилось семнадцать лет, но выглядела она моложе. У нее еще осталась детская манера: чуть что не так, она моментально краснела и надувалась, а синие глаза ее наливались слезами. Матери она давно лишилась, и отец дрожал над ней, как над малым ребенком. Она скрывала от него, что собирается на фронт и лишь в последний день прямо заявила ему:
— Папа, я иду на фронт!
Затем она начала убеждать его очень пространно и очень быстро, что ей необходимо идти, нельзя не пойти. Отец терпеливо слушал ее и молчал. Однако было неясно, что означает его молчание: согласен он с ней или не согласен. Потом уже, когда она на секунду умолкла, он печально и почти беспомощно глянул ей в глаза.
— Я знаю, знаю, чего ты хочешь, — рассердилась и надулась Людка и, как малый ребенок, закусила нижнюю губу, — ты хочешь, чтобы я осталась дома, правда? Значит, дочка учителя не должна идти на фронт, правда? Так ты думаешь? Правда? Потом, когда придут с фронта, станут говорить, что все участвовали в бою, а я, дочка интеллигента, пряталась на печке. Этого ты хочешь, да? Нет, я все равно пойду!
Отец протер очки, долго щурил на нее глаза и растерянно улыбался.
— Так… Значит, — заговорил он наконец, — ты идешь, значит, на фронт?
— Да, папа, иду на фронт.
— Так… — снова произнес он. — А что ты там будешь делать на фронте, а, доченька?
— Что значит — что? Стрелять буду!
— Так, значит… стрелять будешь? А имеешь ты, Людка, какое-нибудь понятие, что такое фронт?
— А как же? — обиделась Людка.
— Ну, а как ты считаешь, Людка, враг смолчит?
— Конечно, не смолчит.
Людка очень обиделась. Глаза у нее налились слезами, вот-вот она расплачется.
Отец встал со стула, положил обе руки на плечи Людке и долго-долго глядел на ее вспыхнувшие щеки, в ее синие глаза, налитые слезами. Затем он повернулся, подошел к окну и остался стоять спиной к Людке.
Людка присела на стул и примолкла. Она не смотрела на отца, но они очень хорошо понимали друг друга: она понимала, что он страдает, что у него болит сердце, а он понимал, что уже не переубедит ее… Вдруг он подошел к ней, обнял ее голову и поцеловал ее мягкие волосы…