Над бездной

— А теперь ты убежден, что в груди актера или бандита не может биться сердце никакими иными чувствами, кроме жадности к наживе. Узнай, Квинкций-Фламиний, что я был гораздо богаче тебя, но служил тебе не только ради жены твоей, но и по собственному желанию. Я полюбил тебя. Никакая плата не могла бы закабалить меня тебе. Аврелий не беднее твоего тестя, а я покинул его и вернулся к тебе.

— Я никуда не пойду с тобою от моего тестя; оставь меня!

— Я и не хочу уводить тебя от тестя. Я хочу только твоей прежней дружбы. Прости, благородный сенатор, если твой покорный клиент оскорбил тебя, но позволь провести тут остаток ночи!.. Ба!.. да ты и постель-то мою выбросил!.. ха, ха, ха!.. стало быть, кончены все дела и счеты!.. ха, ха, ха!.. но не беда!.. я улягусь и на циновке с сумкой под головой: дело привычное.

Он погасил свечку и лег на пол.

Художнику не спалось; ему припомнились жаркие объятья, поцелуи и слезы певца при их расставании; припомнились их взаимные уверенья в дружбе и обещанья; припомнилось все прошлое, как певец обмывал и перевязывал его рану, растирал его больную грудь, согревал его в своих объятьях при внезапных припадках лихорадки… теперь певец опять здесь, усталый лежит на полу, встреченный без ласки, холодно и равнодушно…

— Электрон! — тихо позвал художник.

— Что?

— Ты очень устал с дороги?

— Устал. Я уйду от тебя завтра, если я тебе неприятен.

— Ложись на мою постель; я уж выспался. Отдохни после дальней дороги.

— Наши роли переменились, благородный сенатор. Теперь я — слуга, но, к сожалению, неугодный господину сенатору.

— Я еще не сенатор. Мое звание не возвращено мне. Поди сюда!

Певец не заставил повторять призыв, подошел и сел у изголовья.

— Ты обвинял меня во лжи, — сказал он, — сам ты заставлял меня лгать.

— Да, ты лгал мне с первого дня до последнего; что ни слово, то ложь!

— Аврелию я не лгал, потому что Аврелий ни разу не спросил меня о том, на что я не могу ответить правды. Аврелий просит руку моей дочери, Амариллы.

— Какими сетями хитрости вынудил ты к этому неопытного юношу? сенатор женится на рыбачке! на рабыне! это невозможно.

— Служить Аврелию для меня было гораздо легче, нежели ухаживать за тобой. У нас были самые простые отношения доброго господина к усердному слуге, пока я не открыл ему моего имени. Тогда все это переменилось.

— И он женится на дочери безыменного человека низкого происхождения?!

— Для него я не безыменный и не низкого происхождения человек. Я открыл ему, что мой род не ниже его рода.

— Ты насказал ему, что происходишь от самого царя Гиерона сицилийского, как про Спартака говорили, что он попавший в рабство потомок фракийских царей?.. ха, ха, ха!.. высокий род, да только… линия не прямая, а косвенная… без документов.

— У меня нет документов, но есть то, что их важнее, — свидетели.

— Такие же, как ты, кинжальщики?.. бедный Аврелий!

— Аврелий вовсе не неопытный юноша, как ты полагаешь. Это очень умный и уже бывалый на войне человек; ему 27 лет; он никогда не был ни простаком, ни игроком, ни мотом; никакие усилия его матери-злодейки не могли совратить его в заговор. Амариллу он много раз видал в домах Семпрония и Нобильора; она ему нравится.

— Но его отец…

— Узнав тайну моего рода, сочтет за честь родство со мной.

— К кому же ты теперь поступишь на службу, высокородный павлин в вороньих перьях?

— Никому я теперь не стану служить. Я теперь вольный человек. Служба моя кончена. Я сделал все, что поручила мне Люцилла: отмстил Катилине, приняв деятельное участие в мерах против заговора, спас тебя, утешил Семпрония и успокоил скорбную тень Тита-Аврелия, увлеченного красавицей в могилу, похоронив его прах. Мне больше нечего делать. Я отдам мою дочь за сенатора и исчезну.

— Не лги! ты не дух.

— Певца вы больше не увидите.

— Ты честно исполнил твой долг. Прав Семпроний!.. он сказал, что его дочь не могла бы того сделать, что сделал ты, таинственный певец. Даже зная, что ты любил меня по приказу, я не чувствую злобы на тебя; когда ты уйдешь, я буду вспоминать тебя с благодарностью.

— И вспоминать, хоть изредка, те блаженные для меня дни, когда мы вместе бродили по лесам и горам? Вспомнишь?

Художник томно вздохнул.

— Да, Электрон, вспомню; были ли, в самом деле, те дни блаженными для тебя, я не уверен, но для меня они из тех, что не повторяются в жизни. Тогда впервые узнал я прелесть истинной дружбы, — дружбы без женщин, вина и азартной игры… дружбы чистой, как я полагал… о, если б это было не напускное!.. если б ты был не наемником!

Сказав это, художник заплакал.

— Теперь я больше не наемник; я — вольный человек без службы; я не пойду служить даже тебе, если ты не хочешь любить меня по-прежнему.

— Дай мне твою честную руку!.. благодарю тебя за все, что ты для меня сделал!

Руки крепко пожали одна другую, и мир был снова заключен. Преграда к дружбе мгновенно рушилась от этого рукопожатия.

— Друг! — шепнул художник.

— Милый! — ответил певец.

— Я не могу не любить тебя!.. я не могу жить без тебя!.. обманывай меня опять, сколько хочешь, твои обманы не оскорбят меня больше; только не уходи, не покидай меня!