Над Доном-рекой

На конке ехать почти час, да еще с пересадками, зато веселее, чем на извозчике, правда за карманами следить надо: пассажиры – народец ушлый. Того и гляди, потеряешь больше, чем найдешь. Главное, чтобы снег рельсы не замел. Тогда уж извозчики за всё отыграются, да пока редкие снежинки тают быстрее, чем до земли долетают. Зима в Ростове, почитай, ещё и не начиналась толком.

А в Екатеринодаре, Николай сказывал, электрический трамвай пустили. Вот, наверно, здорово на таком прокатиться. В газетах писали: скоро и в Ростове будет.

После спектакля и в этом театре в фойе маскарад с живыми картинами, но Николай провел мальчишек за кулисы, постучал в дверь гримерной. Выглянула певичка. Мальчишки хоть взоры и потупили, да исподлобья все равно косятся на большую, едва прикрытую чем-то прозрачным грудь, чувственные ярко накрашенные губы, дерзкие лукавые глаза. Шансонетка оглядела с ног до головы посетителей: все трое в новомодных кургузых пиджачках с удлиненными лацканами, брюках в темно-серую полоску, у старшего – острая бородка, подкрученные вверх усики. Всплеснула руками:

– Боже праведный! Какие мужчины ко мне! Уж и не знаю, сумею ли устоять.

И звонко расхохоталась, увидев, как лица мальчишек превратились в две бордовые свёколки. Николай приобнял спутников за плечи:

– Простите, госпожа Свободина, разрешите пройти: мы с друзьями туда, где читают умные книги.

Степану Платоновичу и в голову не приходило, что сын Елпидифора Тимофеевича, одного из самых состоятельных людей города, может научить Васеньку чему-то крамольному.

Да и кто мог предположить, что Николай, этот вполне благополучный щеголь и ловелас, подмигивающий любой проходящей барышне, уже дважды отсидел в тюрьме по политическим мотивам. Первый раз как участник студенческих беспорядков и за попытку организации панихиды по погибшим на Ходынке, год спустя – за хранение нелегальной социал-демократической литературы.

После полутора месяцев тюрьмы будущий юрист был отчислен из Московского университета и выслан по месту жительства отца под негласный надзор полиции. Получать образование пришлось экстерном в Киеве.

***

Было в том праздновании нового века что-то поспешное, лихорадочное: казалось, надо ухватить именно сегодня, сейчас, потом будет поздно. Почему?

Видно, и вправду «подгнило что-то в Датском королевстве», хотя до пляшущих на балах запах гнили еще не доходил. Его ощущали души восприимчивые. А недавно открытый в Михайловском дворце Русский музей императора Александра III уже приобрел картину молодого талантливого художника Николая Рериха «Зловещие»… На развалинах чего сидят эти черные вороны, чего ждут-поджидают?..

Оно конечно, художники – фантазеры, и век начинающийся – велик своими открытиями, а что душам тревожно… Так на то они и души, чтобы тревожиться да опасаться.

Октябрь 1905 года

Кажется, только праздновать закончили, смотришь: пять лет минуло. Время, оно такое: хочет – летит, хочет – на месте топчется, смотря чего ждешь от него. Хуже, когда то, чего не ждешь прилетает… Хохочет тогда над людьми не Время, ехидное времечко, приговаривает: «Могли бы и предвидеть, что делали, да увлеклись, видать… Не рассчитали.»

Степана Платоновича раздражало решительно всё: красная плюшевая обивка дивана, на котором он сидел, зловредная муха, бившаяся об оконное стекло, хотя на улице уже октябрь, репродукция «Острова мертвых» Беклина в дубовой раме, которую Лиза водрузила вчера на стену… Подумаешь, кипарисы… чем они лучше, чем фикус у окна? Когда-то на этом месте бабинькина икона висела. Так нет, помешала. Пришлось Варе все иконы забрать к себе. Лизе-то лишь бы оклад был серебряный, а что там изображено – не суть важно: лоб по привычке крестит… Нет, конечно, иконостас с лампадой висит на своем месте, да разве в том вера… И Варя задерживается. Как открыли два года назад на средства Елпидифора Тимофеевича в Николаевской больнице приют для душевнобольных, она вроде и совсем туда переселилась. Не женское дело, бабинька против была бы, да коли Варвара себе что вобьет в голову, разве её остановишь. А девчонкой в станице – смирная была, покорная.

Не выдержал Степан Платонович, с усилием поднялся с дивана (возраст, как ни крути, дает себя знать), размахивая газеткой попытался убить муху. Надо же! Как раз императорским Манифестом от семнадцатого октября, дарующим свободы, муху-то и прихлопнул… Видать, не для мух свобода пришла, ишь, размечталась: на волю её выпусти… Шутки шутками, но что же теперь будет, господи, неужто и вправду конец неограниченной монархии пришел? Да может, еще государь одумается…