Над кукушкиным гнездом

— Разве вы не собираетесь их принимать? — спросила она.

— Я? Конечно, нет. Мне витамины ни к чему. Это для Билли. Кажется, в последнее время он что-то зачах, — наверное, кровь застоялась.

— Тогда… почему же вы не отдадите их Билли?

— Отдам, крошка, отдам, но я думал, ночью они ему больше понадобятся, — и направился в спальню, обняв Билли за покрасневшую шею, подмигнув Хардингу и ткнув меня в бок своим большим пальцем, а сестра так и осталась стоять с широко открытыми глазами, и вода из графина лилась ей на ногу.

Нужно знать, что собой представлял Билли. Хотя на лице у него имелись морщины, а в волосах седина, напоминал он мальчишку: конопатый, с неровными зубами и оттопыренными ушами, каких часто рисуют на календарях босыми, они обычно волочат на кукане рыбешек и насвистывают себе под нос что-нибудь веселенькое. На самом деле он был совсем другим. Когда он стоял рядом с остальными, удивительно, но оказывалось, что он ничуть не меньше других, а если приглядеться, то и уши у него были нормальные, и зубы, и никаких веснушек, да и вообще ему было за тридцать.

Однажды я слышал, как он назвал свой возраст, по правде говоря, я это подслушал. Он разговаривал со своей матерью. Она работала в регистратуре, такая плотная, хорошо сложенная дама, которая каждые несколько месяцев меняла цвет своих волос с белого на голубой, потом на черный и снова на белый; говорили, что она и Большая Сестра — соседки и большие приятельницы. Всякий раз, когда мы куда-нибудь шли через вестибюль, Билли приходилось останавливаться и наклонять свою пунцовую щеку над стойкой, чтобы она могла запечатлеть на ней поцелуй. Нам было так же неловко, как и ему, поэтому никто, даже Макмерфи, над ним не подтрунивал.

Однажды днем, уже и не помню когда, нас вели на прогулку, и мы задержались в вестибюле: ждали, пока один наш черный звонил по телефону своему букмекеру. Мы расположились кто в вестибюле на больших пластиковых диванах, кто на полуденном солнце снаружи, и мать Билли, воспользовавшись случаем, оставила свою работу, вышла из-за стойки, взяла сына за руку и села с ним на траву неподалеку от меня. Она сидела прямо, плотно обтянутая на сгибах, вытянув вперед короткие ноги в чулках цвета копченой колбасы, а Билли лег рядом, положив голову ей на колени, и она щекотала его ухо одуванчиком. Билли говорил о том, что нужно было бы жениться и поступить в колледж. Мать щекотала его одуванчиком и смеялась над такой глупостью.

— Милый, у тебя еще масса времени. Вся жизнь впереди.

— Мама, мне т-т-тридцать лет!

Она засмеялась и пощекотала ему ухо одуванчиком.

— Милый, неужели я похожа на мать такого взрослого мужчины?

Она посмотрела на него, наморщив нос, приоткрыла губы, чмокнула, и я подумал, что она вообще не похожа на мать. Я тоже не верил, что ему уже тридцать, и только позже, как-то подобравшись к нему поближе, увидел дату его рождения у него на браслете.

В полночь, когда сменились Дживер, еще один черный и медсестра, а на дежурство заступил цветной старик Теркл, Макмерфи и Билли поднялись и, как я подумал, начали принимать витамины. Я встал с постели, надел халат и направился в дневную комнату, где они разговаривали с мистером Терклом. Из спальни пришли также Хардинг, Скэнлон, Сефелт и еще несколько человек.

Макмерфи объяснял мистеру Терклу, что тот должен делать, когда придет девушка, вернее, напоминал, потому что, по всей видимости, они уже обговорили все заранее, еще несколько недель назад. Макмерфи сказал, что девушку нужно впустить через окно, потому что вести через вестибюль рискованно: можно напороться на ночного дежурного. Потом надо отпереть изолятор. Такой замечательный шалашик для влюбленных. Очень укромное местечко. («А-х, Макм-мерфи», — все пытался вставить Билли). И не включать свет. Чтобы дежурный ничего не увидел. Двери спальни прикрыть, чтобы не разбудить этих болтунов-хроников. И сохранять тишину, не надо их беспокоить.

— Ну хватит, М-М-Мак, — сказал Билли.

Мистер Теркл кивал, дергал головой и вообще, похоже, засыпал. Когда Макмерфи сказал: «По-моему, мы уже все обговорили», мистер Теркл ответил:

— Нет… не совсем.

Сидит так, улыбается, в белой форме, лысая желтая голова плавает на конце шеи, как шарик на палочке.

— Да ладно тебе, Теркл. Внакладе не останешься. Она должна привезти пару бутылок.

— Уже ближе к делу, — сказал мистер Теркл.

Голова у него моталась и дергалась. Можно было подумать, что он изо всех сил держится, как бы не заснуть. Поговаривали, днем он работал в другом месте, на ипподроме.

Макмерфи повернулся к Билли.

— Билли, мальчик, кажется, Теркл хочет отхватить кусок побольше. Сколько ты дашь за то, чтобы потерять свою девственность?

Прежде чем Билли смог что-то ответить, мистер Теркл отрицательно замахал головой:

— Не это, не деньги. У вашей сладенькой при себе ведь не только бутылка? Сами-то вы поделитесь не только бутылкой? — И с ухмылкой оглядел всех.