Над Москвою небо чистое

– Вырывай машину! - донесся с земли голос Демидова

Все равно Алеша уже не смог бы этого сделать. Слишком маленьким было оставшееся расстояние, слишком огромными скорости в этой лобовой атаке. «Погиб!» - пронеслась в голове отчаянная мысль. Но она не испугала, а только обозлила Алешу. Он крепче сжал ручку управления и не попытался отвести ее вправо или влево. Черная тень «мессершмитта» на мгновение заполнила ему глаза, закрыла небо и солнце.

И вдруг впереди, за козырьком кабины, снова все просветлело. Внизу Алеша увидел уплывающие под крыло домики деревни, изгиб рощицы. Услышал и звон крови в висках, и веселый, бесперебойный рев мотора. В наушниках потрескивал эфир. Значит, и радиосвязь была в порядке. Надо было возвращаться на аэродром. На какое-то мгновение нос истребителя оказался повернутым вниз. Далеко впереди - это ясно увидел Алеша, - у самой границы аэродрома, пылал огромный костер. Иссиня-черный дым вертикальным столбом поднимался в небо. От примеси бензиновых паров был этот столб настолько густым и тяжелым, что даже ветер не мог его растрепать. У Алеши от волнения пересохло в горле. «Сбили. Кого сбили? Неужели «мессер» успел выйти из лобовой и уже на земле, на пробеге после посадки, зажег самолет капитана?!»

В наушниках что-то затрещало, и ясный, спокойный голос Демидова, говорившего чуть врастяжку, ворвался в сознание:

- Стрельцов, на по-са-дочку, на по-са-дочку. Порядок!

У Алеши сразу отлегло от сердца: значит, все не так страшно, как он думал, иначе голос подполковника не был бы таким ровным.

Пыль, поднятая садившимися самолетами, давно улеглась над аэродромом. Он опускался один. Его «ишачок», подпрыгивая, добежал до стоянки. От волнения и сильной усталости руки Алеши дрожали, когда он освобождался от лямок. Наконец зеленый брезентовый мешок парашюта остался лежать на железном сиденье. Алеша перелез через борт кабины на крыло, тяжело спрыгнул на землю и почувствовал, как затекли ноги. Подняв голову, он чуть не вскрикнул от радостного изумления. Прямо на него целый и здоровый бежал Султан-хан, а за ним Коля Воронов и старший лейтенант Красильников. Сверкая черными глазами, капитан бросился на Алешу и сгреб его в охапку. Алеша ткнулся мокрым от пота лицом в его синий новенький комбинезон, приятно пахнувший свежим сукном. Рука Султан-хана в черной лайковой перчатке ласково гладила Алешу по спине, а гортанный голос не уставая выкрикивал:

– Ай джигит, ай кунак! Жизнь своему комэску спас. Будешь с этой минуты моим ведомым до самой смерти, если только она есть на земле. Хорошим будешь ведомым. Ну, кунак, бери! - Он выхватил из кармана тонкий, легкий, серебром отделанный кавказский поясок, на котором болтался маленький кинжальчик в серебряной оправе. - Выбирай любое, джигит. Или кинжал, или ножны. Любое, потому что это все равно. Ты - кинжал, я - ножны. Я - кинжал, ты - ножны! Во! Не возьмешь, на всю жизнь обижусь.

Алеша подумал и взял серебряные ножны. Он хорошо знал, что этот пояс и кинжал семейная реликвия Султан-хана, перешедшая к нему еще от прадеда. Коля Воронов обнял его сразу после того, как отошел Султан-хан, а Красильников с доброй сдержанной улыбкой похлопал по плечу.

Вчетвером пришли они на командный пункт. Демидов, Румянцев и Петельников стояли у входа в землянку. Алеша выпрямился, приложил ладонь к виску, хотел рапортовать, но Демидов не дал. Прихрамывая, подошел к нему и, весело улыбаясь, гаркнул:

- Ай да орелик! Видали такого! Смел и живуч. Потому и живуч, что смел. К ордену его, Петельников, к первому ордену, чертенка. А от меня благодарность. Ясно?

От Коли Воронова Алеша узнал во всех подробностях о том, что произошло за те минуты, пока он находился в полете. Обе группы истребителей, летавшие на задание, успешно прикрыли три девятки «петляковых», бомбивших железнодорожный узел в Смоленске и на обратном пути завернувших на аэродром Ново-Дугино. Над аэродромом завязался воздушный бой. Против группы Боркуна поднялось около двадцати «мессершмиттов». Боркун разбил свою группу на две. Пятерка «яков» ушла наверх и там сковывала боем основные силы «мессеров», а четверка защищала хвосты наших бомбардировщиков.

Бой был жестоким и долгим, и трудно сказать, как бы он кончился, если бы со стороны солнца с головокружительной высоты не бросилась внезапно в драку четверка Султан-хана. С первой же атаки комэск подбил «мессершмитт», а Красильников дал длинную очередь по кабине второго и, видимо, убил летчика, потому что этот «мессер» без дыма и пламени вошел в штопор и, делая виток за витком, врезался в землю. Сбил «мессершмитт» и Василий Боркун. Но в ту минуту, когда он выходил из атаки потерял скорость, к нему в хвост пристроился фашистский летчик. Черной тенью подкрадывался он к самолету Василия. Коля Воронов сверху спикировал на немца.

— Сбил? — прервал его Алеша.

Воронов пальцами засунул под пилотку рыжий вихор.

– Одной очередью! Во как! — похвастался он.

– Ну а дальше?