Над Москвою небо чистое

– А мы как? — озадаченно посмотрел Алеша на Воронова.

– Что «как»? — насмешливо передернул плечами его друг. — Мы тоже с ними воюем. Можно, наверное, и нам присутствовать на допросе. Только на всякий случай, забьемся в темный угол. Нечего Демидову глаза мозолить.

Летчики быстро сбежали в землянку, сели в самом темном углу.

В проеме двери показались немцы. Первым спустился командир экипажа сбитого «юнкерса», за ним штурман и стрелок-радист. Из соседней комнаты с блокнотом в руке вышел красноармеец Челноков. Демидов поманил его пальцем.

– Садись, Гомер.

– Почему Гомер? — улыбнулся Челноков.

– Потому что рано или поздно ты «Одиссею» нашего девяносто пятого полка напишешь. Только не гекзаметром, разумеется, а как-нибудь поновее. Как Маяковский, что ли. А пока — помогай командиру, когда начну запинаться, и пиши.

Демидов исподлобья посмотрел на немцев. Алеша с удивлением услышал, как он быстро спросил по-немецки летчика с подбитым глазом:

– Ваше имя?

Гитлеровец молчал. Нижняя губа, покрытая корочкой засохшей крови, презрительно дернулась.

Демидов задал тот же самый вопрос штурману и стрелку-радисту.

– Кранц Отто, — сиплым голосом ответил штурман.

– Густав Келлер, ефрейтор. Их кайн национал-социалистише. Их кайн «Гитлерюгенд», — торопливо, тонким мальчишеским голосом забормотал безусый стрелок-радист и с ужасом посмотрел на стоявшего рядом с ним дядю Костю.

Летчик, молчавший до этой минуты, сделал резкое движение и плюнул Келлеру в лицо.

– Швайн! — крикнул он в бешенстве.

– Ого! – воскликнул Румянцев.

Немец с яростью одну за другой бросил несколько коротких фраз членам своего экипажа.

– Что он им сказал? — наклонился к Челнокову Демидов.

Челноков поднял глаза:

– Ругается и угрожает им смертью. Говорит, что гитлеровские войска уже близко и скоро их всех освободят. Тогда и Кранца и Келлера вздернут по его приказу на первой осине. Запрещает им давать показания.

– Ясно, — кивнул седеющей головой Демидов. — А ну, старшина Лаврухин, уведите пока ефрейтора и штурмана. Они будут отвечать, это по всему видно. Я хочу поговорить с этим типом без них.

Алеша из своего темного угла еще раз посмотрел на немецкого летчика. Тот стоял, сомкнув каблуки, и свысока озирал окружающих зелеными холодными глазами.

– Будете говорить? — спросил Демидов.

– Да, — ответил немец, — я буду говорить. Но не о том, что вас интересует. И если вы хотите что-либо услышать, развяжите мне руки.

— Развязать ему руки! — приказал Демидов. Дядя Костя неохотно выполнил эту команду. Немец с наслаждением расправил затекшие руки, усмехнувшись, посмотрел на следы от веревок на запястьях.

— Вы, разумеется, можете связать рядового летчика великой Германии, по недоразумению попавшего к вам в плен, — заговорил он быстро и сухо, — но я бы не советовал вам это делать в те дни, когда наша доблестная армия набросила смертельную петлю на ваше государство. Пора кончать комедию. Обещайте мне жизнь, и я позабочусь о том, чтобы всем вам было обеспечено гуманное обращение, когда вы попадете к нам в плен или будете интернированы.

– А вы в этом уверены? — коротко спросил Демидов.

– Как и в том, то в данную минуту беседую с вами.

– Ваша фамилия?

– Обер-лейтенант Якоб Редель. Кавалер Железного креста.

– За что получили крест?

– За Лондон и Ковентри.

– Хорошо над ними поработали на своем «юнкерсе»?

Нижняя губа фашиста дрогнула от ухмылки:

– Англичане не могут быть на меня в претензии. Но я и над Вязьмой неплохо поработал. Неделю назад от моих бомб сгорели два эшелона с боеприпасами на железнодорожном узле.

– И все-таки вы не слишком удачно поработали над Вязьмой.

– Почему? — с клекотом спросил немец, и какие-то мускулы дрогнули на его каменном лице.

– Потому что над Вязьмой вас сбили.

– О да, —смутился обер-лейтенант. — Этот день стал для меня черной пятницей. Как рыцарь Железного креста, я обязан воздать должное вашему асу. Могу ли я его увидеть?

– Румянцев, представьтесь, — повеселел командир полка.

Старший политрук встал из-за стола и в упор посмотрел на Ределя. С минуту длился этот безмолвный поединок взглядов. Холодные зеленые глаза немца встретились со спокойными, подернутыми насмешкой глазами старшего политрука. Оба с интересом смотрели друг на друга.

– Я уверен, что ваш ас не принадлежит к числу коммунистов и комиссаров, — сказал наконец немец.

– Ошибаетесь, он комиссар полка, — заметил Демидов.

Гитлеровец схватился за голову.

— О доннер веттер! — вырвалось у него.

— Товарищ подполковник, разрешите задать ему три вопроса? — оживился Челноков.

Демидов закивал головой.

— Давай, Гомер!

— Обер-лейтенант Якоб Редель, откуда вы родом? — спросил Челноков довольно чисто по-немецки. Он успел до войны кончить первый курс Института иностранных языков и даже на фронте вырывал часы для занятий. — Не пугайтесь, этот вопрос не нарушает военной тайны и вы, отвечая на него, не скомпрометируете себя перед вашим фюрером.

– Из Кенигсберга.

– Прекрасно. Вы знакомы с Кантом?

– Да, я знаю Канта, — насмешливо произнес немец. — Это офицер из штаба нашей воздушной эскадры. Во Франции мы пили с ним чудесный коньяк. Вы удовлетворены?