Над Москвою небо чистое

– Дальше над аэродромом была целая карусель. Старший политрук загнал в землю «юнкерса», потом сел, а за ним к аэродрому подошел твой Султан-хан. У него мотор плохо тянул, скорость была неважнецкая, вот он и отстал. Хотел стать на круг, а его какой-то дикий «мессер» атаковал.

– Откуда же он взялся, проклятый?

– Знаешь, Алеха, — серьезно объяснил Воронов, — мы с тобой во многом еще профаны. Оказывается, фрицы не только большими группами воюют. Есть у них и такие асы, что действуют в одиночку или парами. Подойдут к аэродрому, бац нашего на посадке или взлете, по газам, и за линию фронта. Такой и на капитана бросился. Спасибо, ты своего лихого комэска спас.

Алеша смущенно покраснел и, не глядя на товарища, признался:

– А знаешь, Николка, я и сам не понимаю, как я его.

– Чудак! — фыркнул Воронов. — Откуда ж тебе понять? Тут и все мы рты пораскрывали, когда ты на него в лобовую пошел.

– Так что было делать? Это не от смелости. Просто я его иначе не брал.

– Я-то понимаю! А с земли лобовая страшно выглядит. Ух как страшно. Как в кино каком. Когда между вами метров с сотню осталось, немец не выдержал, решил тебе под брюхо скользнуть. И до земли. Так и сгорел за аэродромом. Сейчас десять автоматчиков на грузовой туда поехали.

– За кем?

– За экипажем с «юнкерса» и к «мессеру». Но туда, я думаю, бесполезно. Сгорел «мессер». А вот с «юнкерса» фрицев привезут. Операцию дядя Костя возглавляет. Знаешь его?

— Видел как-то, — сказал Алеша.

Он вспомнил ПАРМ-овского старшину, обращавшегося однажды за помощью к Султан-хану. Дядя Костя просил тогда мотористов откатить в мастерские два поврежденных самолета. Фамилия его была Лаврухин, но все звали его либо «товарищ старшина», либо попросту дядя Костя, потому что ему было уже под пятьдесят. У него были удивительные ладони: огромные, с синими вздутыми венами и рубцами от мозолей — дядя Костя гнул на спор подковы. Низенький, кособокий, с тяжелыми, словно клешни, висящими вдоль туловища руками и грубо высеченным лицом, он мог показаться нелюдимым. Но на самом деле это было не так.

— Дядя Костя — это орелик, — ухмыльнулся Воронов. — Говорят, будто сам Демидов ему больше, чем какому адъютанту, доверяет. Гляди, вон уже и полуторка показалась.

За балочкой, что подходила почти вплотную к аэродрому, висело облако серой осенней пыли. Ветер медленно сносил его к рыжему бугру с красным деревянным столбом над могилой майора Хатнянского. Это серое, похожее на конус облако волокла за собой старенькая полуторка аэродромного батальона. Вот скрылась в балочке, вынырнула из нее и помчалась по летному полю, весело рокоча мотором. Можно было уже различить головы людей, сидевших на приделанных к бортам скамейках. Солдаты батальона аэродромного обслуживания держали короткоствольные автоматы, а в центре кузова стояли со связанными руками трое худощавых парней: двое в серых комбинезонах с многочисленными блестящими застежками, третий в военной форме.

Шофер лихо подкатил машину к самой землянке КП и затормозил. Скрипнула дверца кабины. Дядя Костя быстрым движением поправил ремень, разгладил волнистые складки на гимнастерке, уверенно шагнул к Демидову:

— Товарищ подполковник, старшина сверхсрочной службы Лаврухин провел операцию по захвату экипажа фашистского самолета, сбитого нашим комиссаром. Пленные в машине.

– Молодец, старшина, — скупо улыбнулся Демидов, — а ну, давай этих рихтгофеновских коршунов сюда.

Старшина подал знак, автоматчики молча откинули заднюю стенку кузова и жестами приказали пленным сойти. Один за другим немцы повыпрыгивали из машины.

Затаив дыхание, Алеша вглядывался в их лица. Враги! Он впервые видел их так близко живыми. Вот они стоят в трех шагах от него, эти люди, пришедшие на подмосковную землю издалека, посланные сюда Гитлером. Он переводил взгляд с одного немецкого летчика на другого. Один из них, очевидно, командир экипажа. На грязно-зеленом френче выше левого кармана холодно поблескивает черной эмалью Железный крест.

У немца худое продолговатое лицо с довольно правильными чертами. На щеке огромный кровоподтек. Из бледного стиснутого рта сочится кровь.

Рядом с ним, в комбинезоне и шлемофоне, щуплый веснушчатый подросток беспокойно озирается синими испуганными глазами, часто подрагивает покрасневшими веками. Голенища его кожаных унтов разодраны. Вероятно, зацепился за ветку, когда приземлялся с парашютом . Чуть поодаль, вытянувшись в почтительном безмолвии, застыл третий член экипажа, по всей видимости штурман: белая счетная линейка торчит у него за голенищем унта.

Демидов нахмурился и бросил на дядю Колю суровый взгляд.

– Это ты, что ли, его так разделал? — кивнул он на первого немца.

Старшина воровато отвел глаза, нагнул голову, извиняющимся голосом пробормотал:

– Так я же его только маленько. Он, подлюга, кусался.

– Смотрите мне, — сердито сказал Демидов. – Охрану пленных возлагаю на вас, старшина Лаврухин. Только чтоб этого «маленько» больше не было.

Заложив руки за спину, Демидов неторопливо с подчеркнутым достоинством зашагал вниз, в землянку. За ним Петельников и Румянцев, Боркун и Султан-хан.