— Слышите? Он и сейчас не видит своей ошибки,— обрадовался Сорочин.— Прежде чем писать, надо было заглянуть в учебник. Там все есть...
— Какую неграмотность вы усмотрели в диагнозе Лущицкого? — спросил Смирин.— Этот термин широко используется в медицинской периодике.
Сорочин растерялся. В поисках поддержки посмотрел на Ахтана.
— Ни одна медицинская школа Ленинграда не придерживается такой транскрипции,— поспешил на выручку начальству Ахтан.— Пишут: пиодермия...
Не раз Сорочин присутствовал на совещаниях в соединении, когда окружной госпиталь приводил примеры расхождения диагнозов. Получалось едко, смешно и очень поучительно. А тут...
— Кто для вас справочник, авторитет — медицинский журнал или врач Ахтан? — в упор посмотрел Смирин на Сорочина.
— Что за вопрос! — ушел от ответа Сорочин. Он уже ломал голову, как бы поскорей закончить совещание.
— Из какой ленинградской школы вышел Ахтан? — полюбопытствовал Лущицкий.
— Это к делу не имеет отношения,— поднял руку Сорочин.
— Еще как имеет,— возразил Смирин.— Насколько я помню, в Ленинграде таких школ было две или три...
— Я учился в Казани, в Крымском институте...
— Но это же, простите, учебные заведения, а не медицинские школы, придерживающиеся определенных взглядов по кардинальным вопросам медицины...
Даже всегда невозмутимый Карасев развел руками:
— У нашего молодого коллеги все перепуталось...
Лущицкий собирался что-то сказать, но тут вошла Вера:
— Полковник Астахов приказывает доктору Смирину сейчас же прибыть к нему.
— По какому вопросу? — Сорочин взглянул на Смирина.
— Если бы вызывал Дым, я бы ответил. Астахов — ваш непосредственный начальник, и вам лучше знать, зачем я ему понадобился...
Смирин без особой спешки направился в штаб соединения. Его не интересовало, по какому вопросу вызвал командир соединения,— готов был говорить с ним на любую тему.
Полковник Астахов был в кабинете один.
— Ваш рапорт на имя Сорочина у меня. Вы пишете, что Дым не может летать...
— Не пишу, а писал. И было это уже достаточно давно...
— Он в самом деле не может летать или вы написали этот рапорт, чтобы ему предоставили отпуск как командиру полка?
— Рапорт я написал две недели тому назад. Долгонько шел он к вам.— Смирин покачал головой.
— Да, мне только сегодня передали его. Эх, Сорочин!
— Речь шла о летчике Дыме. Я доложил начальнику медслужбы о своих наблюдениях. Просил ходатайствовать перед вами об отпуске на пять-семь дней. Ответа не получил. Тогда я сам отстранил Дыма от полетов. Он отдохнул и теперь летает. Чувствует себя неплохо. Рапорт, который у вас в руках, имеет, если можно так сказать, чисто исторический интерес...
— Ясно,— спокойно произнес Астахов. Однако Смирин не поверил его тону и оказался прав.— Доктор, а может, мы покажем Дыма хорошему специалисту? К Королеву прибыл новый врач — капитан Ахтан. Звание, возможно, тут не имеет значения.
— Какой Ахтан специалист — мне известно...
— Думаю, что консультация Дыму не повредит,— заметил Астахов.
Смирин не сдержал раздражения:
— Если вы требуете для моих людей консультации Ахтана, то мне остается спросить у вас: когда прикажете дела старшего врача полка передать ему же...
Астахов отвел глаза:
— Я не требую. Только спросил...
— Извините, товарищ полковник, если вы находитесь на четвертом развороте, то сами знаете, что делать дальше. В данный момент я тоже нахожусь на четвертом развороте и в помощи Ахтана не нуждаюсь.
— Погодите, доктор..,
— В полку я слежу за безопасностью полетов. В зависимости от состояния здоровья одних летчиков допускаю, других отстраняю от летной работы. Ни у Сорочина, ни у кого другого не консультируюсь.
Астахов встал. Стройный, стремительный. Насупился и задумчиво сказал:
— Ясно. Вы меня не поняли...
— Вы полагаете?
Астахов пристально посмотрел на Смирина. Хотел еще что-то сказать, но передумал и кивком отпустил полкового врача.
12
Прошло несколько дней.
Как-то после, обеда, осторожно постучавшись, в кабинет Дыма вошел Твердохвалов. Положил перед командиром папку. Дым в это время сосредоточенно читал свежий авиационный журнал.
— Что принесли? — не отрываясь, спросил он.
— Подпишите приказ по второй эскадрилье...
Твердохвалов стоял перед Дымом навытяжку. Он всегда вытягивался перед командиром, когда был в чем-либо виноват или хотел доказать что-то свое. В другой раз Дым только посмеялся бы или вообще не обратил бы на это внимания. Но сейчас Твердохвалов оторвал его от интересной статьи.
— О переводе летчиков?
— Так точно!
Дым навалился локтями на стол, склонился над заготовленным приказом. Лицо сосредоточено, брови приподняты. Вдруг он прикусил губу, задумался. Не выпуская из левой руки журнала, правой взял красный карандаш и зачеркнул последний абзац приказа.
Плечи Твердохвалова опустились.
— Разве можно так? — покачал головою командир.
— Как именно?
— Не посоветовались и дали в приказ...
— Вы насчет Макарова? — осторожно спросил Твердохвалов.
— Я не говорил о его переводе.
— Вы говорили насчет Курьянова, Семенова...