Над нами миллион высоты

— Понимаю...

Дым встал, кивнул на пианино:

— Музыку любите?

Поднял блестящую крышку и заиграл. Непонятная, но величавая музыка заполнила комнату. На душе от нее становилось просторно и радостно.

— Это Бах,— положил руки на колени командир.— Дело было в День Победы,— стал он вспоминать.— Я по­шел с аэродрома в город. На центральной улице бомба угодила в магазин музыкальных инструментов, наполовину разрушила здание. А одно пианино воздушной волной вышвырнуло на самую улицу. Я сел на снарядный ящик — валялся там неподалеку. Попробовал клавиши. Начал играть и забыл обо всем. Потом поднял голову — а на меня уставилось много-много серых удивленных глаз. Пленные немцы, заросшие, грязные. Они шли колонной, услыхали музыку на улице и остановились. Мне кажется, их больше всего удивило, что советский летчик умеет играть на пианино. "Это Бах!" — крикнул я им. И по всей улице прокатилось горловыми низкими голосами: "Бах! Унзер Бах!"

Дым снова принялся играть.

Макаров никогда не учился понимать серьезную музыку, но то, что он слышал, бодрило его, холодком пробегало по коже.

Затихли последние аккорды.

— Здорово!

— Сколько у вас завтра полетов?

— Два.— Макаров встал.

— Подготовились? — спросил Дым.

— Давно готов. Однако мне пора. Капустин будет проводить занятич,— заторопился летчик.

Дым проводил его взглядом, постоял у окна с улыбкой на лице.

"И мне нужно в штаб",— подумал он.

...Майор Капустин отрапортовал, отступил в сторону. Думал, что Дым будет говорить с аудиторией. А тот про­шел и сел среди летчиков.

На столе перед Капустиным выстроилась целая эскад­рилья пластмассовых самолетов. Майор демонстрировал на них атаки одиночных самолетов, бой пары. Летчики подхо­дили к столу, сами показывали, как будут завтра летать и выполнять упражнения.

Когда Капустин сказал: "У меня все", Дым встал, вы­шел из-за стола.

— Теорию вы знаете хорошо. Я слышал ваши ответы. Завтра мы практически закрепим знания. Майор Капу­стин верно сказал: истребитель в воздухе для того, чтобы бомбардировщик не дремал. Поэтому я хочу вам напо­мнить: не забывайте о темпе. Для чего у нас небывалые скорости, высота, маневренность? Все ради него, темпа. Стремительности нашей атаки не выдержит ни одна цель. На то мы истребители! Мы должны добиваться своего с первого захода. Ни на минуту не забывайте этого во вре­мя мирной учебы.

13

Утром Ахтан собрал всех медицинских сестер и как но­вый начальник лазарета высказал им свои требования. Они ничем не отличались от приказов временно испол­нявшего обязанности начальника майора Карасева. Правда, из того трудно было слово вытянуть, а Ахтан умел говорить. Он сказал, что начальник медслужбы соединения подполковник Сорочин очень чуткий человек и отличный врач. С таким начальником можно работать и горя не знать. Сорочин надеется на коллектив лазарета, и, разумеется, коллектив не подведет его.

У лазарета будет хирургический уклон. Все операции, которые прежде брал на себя госпиталь, теперь будут проводиться на месте. Для этого в лазарете имеется свое помещение, условия, люди. С этими словами Ахтан поднял над головой руки. Медсестры засмеялись. Ахтан решил, что контакт с аудиторией найден. Здесь, видимо, врачи никогда так не разговаривали со средним медицинским персоналом. Эта мысль подзадорила его, и он разговорился еще пуще. Начал с охраны здоровья на Западе, где человек человеку волк (Homo homini lupus est), и пошел, и пошел... И все так гладко. Однако нужно было закруглиться.

— Я сделаю лазарет образцовым,— возвел Ахтан глаза к потолку.— А вас, медицинские сестры, настоящими помощниками врача. Кроме работы в медпункте, будете дежурить в лазарете. Придется работать и операционными сестрами. Перед вами широкое поле деятельности. От вас требуется одно — на совесть работать и учиться...

Ахтан заложил руку за пояс белого халата. Шапочка съехала на левое ухо.

Вера что-то шепнула соседке. Та улыбнулась.

— Вера Язвицкая и ее соседка очень мило улыбаются. Предлагаю все приятное выкладывать на бочку.— Он хлопнул ладонью по простыне, которой был застлан стол.

— А если неприятное?

— Не может этого быть! — улыбнулся Ахтан и повел сестер в палаты.

В первой солдатской палате он переставил стол ближе к окну, а шкаф придвинул к двери. В офицерской палате койки поставил не вдоль, а поперек — проход получился у стены. Стол оказался у самого входа, потому что у окна не хватало места.

Во всю длину коридору приказал разостлать тканную елочкой дорожку.

— Может, доктор, к празднику постелем? — робко сказала старшая медсестра.

— У нас всегда должен быть праздник,— ответил Ахтан.

— Запачкается...— пыталась она отстаивать свое мнение.— Грязь...

— В лазарете грязь? Парадокс! Вы старшая сестра и не знаете этого...

— Я все знаю. Но гляньте, что на улице делается.

Направились в операционную. Ахтан взял с тумбочки коробку со стерильным материалом, Показал, как делать маркировку сроков стерилизации.

— Маловато света...— Он крутил головой, оглядывая белые стены операционной.— Об этом я сам побеспокоюсь. Сюда нужна лампа дневного света.