Над окошком месяц

Весной следующего года Владимир Емельянович пошёл в отпуск, а меня оставил за себя. Его отпуск и моё новое назначение решили отметить вечером после работы на берегу БЧК (Большой Чуйский канал). Взяли несколько бутылок кубинского рома (ничего другого в продаже не было), того-сего из закусок и уселись под кроны старой арчи.

— Какая дрянь, этот ром! — первым высказался отпускник. — И ничего лучшего не купить.

— Лучше бы уж спирт, — скривившись, сказал инженер по вооружению.

— Самогон у моего деда, по-моему, уступает по мерзости этому пойлу, — сказал я и вспомнил, как с дедом Трофимом однажды пили сивый самогон.

— Да, вроде ничего, — высказался и инженер по радио.

Утром, до полкового построения, командир полка вызвал меня к себе в кабинет.

— Ты остался за Евтеева? — спросил он, внимательно меня изучая.

— Так точно! Я!

— Вчера мы с замполитом поздно вечером выезжали из гарнизона и около КПП вдруг нам под колёса бросился Рогачёв, радист твой. В дрезину пьяный, весь в грязи, вылез из канавы рядом с БЧК. И это ещё не всё! Когда я открыл дверцу, он схватил меня за воротник и стал, ругаясь, вытаскивать из машины. Втроём мы еле-еле скрутили его и привезли домой. Разберись с ним, это же чёрт знает, что! Раньше, по-моему, ничем подобным он не отличался?

— Не отличался, — подтвердил я. — Разберусь и доложу, товарищ полковник.

Чего тут разбираться, всё ясно и без разбирательства.

— Когда мы пошли к автобусу, — рассказывал «буян» и «дебошир», — я остановился около дерева, а потом ничего не помню.

Для командира сообща сочинили легенду, по которой майор Рогачёв, будучи больным, не оставил службы даже после рабочего времени и выпил по рекомендации врача спиртовой настойки маральего корня, но не десять капель, как написано в рецепте, а столовую ложку, для скорейшего выздоровления. Эта доза спровоцировала галлюцинации и нервное расстройство, выразившееся в агрессии…

На это моё «научное» объяснение командир высказался просто:

— Хорошо, что только ложку! Не дай Бог, вылакал бы весь флакон — гарнизон разнёс бы в щепки!

В это же время, время моего пребывания в ранге большого начальника, к нам прилетел из штаба воздушной армии полковник Комаров, начальник парашютно-десантной службы. Цель его — «выбросить» большую группу молодых техников, готовящихся к лётной работе в должности бортовых техников на вертолётах Ми-8т. Полковник был боевой и решительный парень, и я решил на этом сыграть. Я попросил его «выкинуть» и меня. Осмотрев меня с ног до головы довольно критически, при этом я смело выдержал это изучение, спросил, для чего мне это надо?

— Быть в авиации и не прыгнуть с парашютом — даже как-то не вяжется со здравым смыслом, — ответил я.

— Хорошо! — быстро согласился с моими доводами Комаров. — Со второй группой прыгнешь.

Ан-2 вырулил на старт. На борту группа новичков, я и Комаров. По весу я должен был прыгать в числе последних. Вибрируя скелетом, трудяга Ан-2 набрал свою тысячу метров, вышел на точку выброса, бортмеханик открыл дверь и Комаров, став у выхода, лёгким толчком в спину провожал людей в бездну.

Передо мной стоял лейтенант, которого уже пытались «выкинуть» на прошлых прыжках, да неудачно. Тогда, в самый последний момент, он дрогнул и отказался.

— У меня он выпрыгнет, — сказал на это, как отрубил, Комаров.

Я смотрю на лейтенанта и не замечаю ни испуга, ни тревоги на его лице. Спокойный, уверенный в себе мужик.

Рука Комарова на плече лейтенанта, ещё мгновение — и пустота обнимет нового, если не героя, то смельчака уж точно. И вдруг лейтенант резко приседает и скрывается под лавкой. Комаров в растерянности, растерянность тут же сменилась яростью, он ногами стал выгребать «смельчака» из-под лавки. Не добившись успеха, выпучив в злобе глаза, скомандовал мне: «Вперёд!» и показал на дверь. Я пробкой выскочил, потоком меня подхватило, перевернуло, потом дёрнуло, и я повис под куполом. Красота! Привычное поле аэродрома с высоты тысячи метров неузнаваемо красиво! И что странно — голоса с земли хорошо слышны. Между делом посмотрел вверх. Наш самолёт уже за границей аэродрома, а горе-парашютиста так и не видно. И вдруг из самолёта вылетает что-то похожее на каракатицу, которая летит в сторону болота и там за постройками и деревьями исчезает.

Лёгкий толчок — и я твёрдо стою на земле. Не спеша сгребаю купол парашюта и иду к столику руководителя прыжками. Вижу, что-то грязное и в тине движется от болота мне наперерез. Узнаю «героя»-парашютиста! Улыбка на грязном лице от уха до уха!

Через год мы встретились с полковником Комаровым в Алма-Ате, куда меня перевели по службе.

— Переходи ко мне, — предложил он сразу же, узнав меня.

Я сказал, что это невозможно, а вот попрыгать я бы с удовольствием согласился. Тут же поинтересовался, почему он согласен взять совершенного новичка с одним прыжком, в то время как желающих с сотнями прыжков предостаточно?

— Я видел твоё лицо перед прыжком. Знаю, такие люди становятся хорошими парашютистами.