– Дел невпроворот, но от четырех до шести часов? Чем же он занят в остальное время?
Каролину уже мутило, однако Блантон пялился на нее, не отпуская с крючка. Каролина сморгнула:
– Колесит по округе. Или сидит около жертвы. Накапливает ярость или что там у него. Фотографирует. Может, раскаивается.
– Ага. – Блантон покивал, словно радуясь достигнутому соглашению. – Вот и я так думаю. – Он вроде как немного смутился, сообразив, что в разговоре его книжное «совокупление с жертвой» превратилось в «изметелить и отдрючить». – Вы знаете, что я ответил, когда ваши попросили меня о консультации?
– Что вас это заинтересует, если убиты не только шлюхи.
– Что еще?
– Или если будут новые трупы.
– Именно так я сказал?
Каролина смотрела в свой бокал.
– Сержант Дюпри передал, что самонадеянный хмырь велел его не беспокоить, пока не достигнем двузначных чисел.
Блантон улыбнулся, одобряя точность изложения:
– Да, вот так я и сказал. Двузначные числа. Вы любите бейсбол, мисс Мейбри?
– Нет.
– Бейсбол – это сплошь статистика. Вот что мне в нем нравится. Цифры. У вас кучка трупов, это низшая лига. Здесь у меня девятнадцать штук. Высшая лига. Тридцать один труп ждет меня в Ванкувере. Всего двенадцать в Детройте, но там две домохозяйки. А Сиэтл, Грин-Ривер… Блин, сорок девять трупов! Это же Димаджио[9]. Бил пятьдесят шесть игр подряд. Никто не превзойдет этот рекорд. Во всяком случае, в США.
Каролина смотрела в стол, пытаясь сохранить самообладание.
– Вы понимаете, зачем я это рассказываю, мисс Мейбри? В двух дюжинах американских городов действуют серийные убийцы, которые охотятся на женщин того сорта, что интересует вашего подозреваемого. Наркоманки, шлюхи, бездомные. Они – корм, который мы кидаем чокнутым ублюдкам, чтобы они не трогали наших секретарш, домохозяек и пятнадцатилетних дочек… Пусть это грубо, но вам следует знать: мне недосуг заниматься всеми. И некогда быть вежливым. – Блантон поерзал, словно не сумел точно выразить свою мысль. – Ваша первая убитая проститутка, напомните…
Его речевая манера сбивала с толку: от «шлюхи» к «шмаре» и далее к «проститутке», от каджунского диалекта к этакому среднезападному и далее к интонациям клинициста с Восточного побережья.
– Ребекка Беннетт, – сказала Каролина.
Блантон замахал мясистой рукой, будто имена нарушали правила игры:
– Я не об этом. Как?
– Задушили, потом пристрелили. Труп бросили у реки.
Блантон кивнул:
– И что предприняла полиция Спокейна? – Теперь он неверно произнес название города. – Что она сделала по этому кошмарному преступлению?
– Тогда я еще не работала в группе.
Блантон был явно разочарован.
– Ничего особенного, – сказала Каролина. – Один следователь, обычный осмотр места происшествия.
– А если б жертвой стала домохозяйка?
Каролина вздохнула:
– Месяц опрашивали бы соседей.
– Верно. А по последней жертве? – спросил Блантон и сам же ответил: – Создали спецгруппу, привлекли ФБР, лазеры-шмазеры, компьютеры и прочее шапито. Объявили большое вознаграждение, провели кучу бессмысленных допросов. По сравнению с первой жертвой активность возросла раз в десять? В двадцать?
Каролине казалось, что она не беседует, а боксирует с Блантоном, и тот отправил ее в нокдаун.
– Не знаю… в двадцать, наверное.
– Все верно. – Блантон отсалютовал стаканом, словно что-то доказал. – Выходит, жертва номер пять важнее первой. Теперь представьте, насколько важнее пятнадцатая или девятнадцатая жертва. А домохозяйки в двадцать раз важнее шлюх, так? И что говорить о пятнадцатилетней девочке, ась? Вы улавливаете, к чему я клоню, мисс Мейбри? Сечё-оте, что такое очерё-одность? – Он опять съехал в тягучий луизианский говор.
– Да, – сказала Каролина.
– Если уж не можете расставить пациентов в очередь, то собственно операция… – Не закончив фразу, Блантон взял свечу и капнул расплавленным воском в стакан. Пламя затрепетало, чуть не погаснув. Он поставил свечу на место и заговорил учительским тоном: – Как мы ловим убийцу, мисс Мейбри? Заурядного мокрушника. С чего начинаем?
Каролина задумалась.
– С мотива.
– Хорошо, – сказал Блантон. – Значит, когда появляется серийный убийца, мы призываем лучшего детектива – допустим, вашего Дюпри – и он действует привычным методом, ищет мотив. А толку чуть. С этими ребятами все иначе. Мотив – верхний слой. Секс. Подчинение. Похоть и власть – всегдашний мотив. Надо копать глубже, вжиться в убийцу и найти то, что лежит под мотивом.
– И что же это?
– Фантазия. Тут все упирается в фантазию. Сложите ее фрагменты – и получите портрет убийцы. Абсолютно все: место и орудие убийства, обстановка, внешность жертвы – вписывается в фантазию. – Навалившись на стол, Блантон буравил Каролину взглядом. – Осматривая место преступления, представляешь ход мыслей убийцы – почему на плече жертвы следы укусов, почему она лежит ничком? Что он фантазировал? В третьем-четвертом убийстве ищешь шаблон. В десятом – отклонение от шаблона. На этом убийцу и ловишь. На отклонении. На единственном отличии. Вот в нем-то он себя и выдает.
Блантон смолк и уставился в столешницу. Потом заговорил, не поднимая глаз: