Над пропастью во сне: Мой отец Дж. Д. Сэлинджер

«Ты — это тема, которую мы с Хербертом обсуждать не можем: я неохотно вступаю в такие беседы из-за сильной эмоциональной подоплеки моего к тебе отношения, но Херберт поднял этот вопрос через день после того, как я звонил в дом твоей матери. Старый спор извлекли на свет божий, стряхнули с него пыль и обнаружили, что разрешить его нельзя. Главный предмет обсуждения, как мне кажется, следующий; он-то и объясняет исконную невозможность этот спор разрешить. Многие в школе обвиняют тебя в различных преступлениях. В большинстве из этих преступлений ты виновна. В мои обязанности не входит тебя защищать, да я и не собираюсь «защищать» тебя, потому что подвергаю сомнению те посылки, на которых основывается их понятие о «преступлении»… Мне противно говорить об этом, но при нынешнем устройстве мира чуть ли не вся наша энергия уходит на то, чтобы скрывать свои подлинные чувства и вместе с тем делать дело как можно эффективнее, но так, чтобы не вызывать гнев того, от кого мы зависим. В эту игру мы все обязаны играть. Мы не можем бросить ее только потому, что нам не нравятся правила: в наше время просто некуда больше податься. Это — немалое унижение, которое и тебе в будущем предстоит испытать. Сам я сыт этим по горло: ШКМ и ее распорядок вполне устраивает меня, но здесь, как нигде, строго соблюдаются правила ИГРЫ. Только перед двумя коллегами я могу раскрыться полностью: это Д. и Б. Общаясь с другими, даже с П., я чувствую, что каким-то образом, из какой-то щели Большой Брат наблюдает за мной. Иногда я думаю, что лучше было бы служить младшим клерком где-нибудь в рекламном агентстве — так ревностно соблюдается протокол, так неукоснительна «главная линия». Это меня заставляет изумляться…

С любовью, Джеймс».

Это и меня заставляет изумляться, «воздев руки к небу» (Марвин Гей). И напоминает разговор Холдена с его учителем: тот говорит, что жизнь — это игра, и играть надо по правилам. Вслух Холден соглашается с учителем, но про себя думает:

«Тоже сравнили! Хорошая игра! Попадешь в ту партию, где классные игроки, — тогда ладно, куда ни шло, тут действительно игра. А если попасть на другую сторону, где одни мазилы, — какая уж тут игра? Ни черта похожего. Никакой игры не выйдет»[218].

Недавно я пригласила Холли на ленч, хотела выспросить что-нибудь о школе — вдруг да пригодится для этой главы. Спросила, что она помнит о Кит. Когда мы с Виолой вспоминали мисс Чепмен, нашу учительницу в четвертом классе, которая так сильно тряхнула Виолу, что та намочила в штаны, нам было весело. А мы с Холли, напротив, впали в депрессию. Холли сказала, что старается думать о школе как можно меньше, даже принимает таблетки, если требуется. Обычно ей это удается, но время от времени, гуляя по улице или заходя в вагон метро, она внезапно вздрагивает, словно сама смерть прикасается к ее рукаву. Потом понимает, что в поле ее зрения попала старуха, чем-то похожая на Кит.

22 Рождество